Опера выходит на сцену 11 февраля 1843 года. Публика в безумном восторге, после хора «О signor che dal tetto natio» овации длятся бесконечно. Критика благожелательна. Издатель Рикорди снова выкладывает деньги. Словом, происходит все то, чего хотел Верди, — повторение «Набукко». И все же «Ломбардцы» — это не бог весть что. В опере есть манерность, косность, хотя встречаются и очень мелодичные страницы, сцены большой драматической силы. Нет, однако, стилистического единства, нет настоящего нравственного стержня. Безусловно мастерство и старательная работа. Местами вырывается непосредственное, искреннее чувство. И еще: снова возникает впечатление, что этот Верди может сказать нечто новое, что у него своя собственная манера писать музыку. Но если послушать оперу внимательно, в «Ломбардцах» ощущается и некоторая усталость, неровность вдохновения и кое-где затрудненное дыхание.
Спектакль повторяется 27 раз, и Мерелли теперь уже не сомневается, что нашел курицу, которая несет золотые яйца. Он утверждает, что этому Верди суждена великая карьера, мало того — он займет в сердце публики место Россини. Верди же, посвятивший «Набукко» «светлейшей эрцгерцогине Аделаиде Австрийской», свою новую работу намерен преподнести Марии Луизе — правительнице Пармы. Обращаясь к графу Бомбеллесу с нижайшей просьбой испросить на то ее дозволения, он добавляет: «Была бы вечной моя благодарность, и беспредельно мое благо, если б великодушие монаршей правительницы удостоило меня какого-нибудь знака отличия, после чего мне не оставалось бы больше ничего желать для обеспечения блестящей карьеры».
Понятно, когда речь идет о родине и о свободе, о народе, который уповает на господа бога. Вполне понятны и идеи Рисорджименто. Однако нужно думать и о конкретном, реальном деле. Лучше иметь хорошие отношения с властями, во всяком случае, до тех пор, пока ты еще не достиг окончательной цели. Пока ты еще не хозяин сам себе. Верди — крестьянин. А крестьяне никогда не бывают ни в чем уверены им нужны прочные гарантии.
Дворянское звание может быть одной из таких гарантий. И позолоченные салоны тоже могут щедро раздавать их. Так что снова угодничество, записочки, визиты. Верди знает, что ему еще нужно это общество, которое властвует, задает тон и повелевает модой. Его связь с Аппиани упрочивается. Когда они не встречаются, обмениваются записками. Музыкант посылает ей букеты цветов, графиня отвечает коробками конфет. Он бывает и в доме Фреццолини. И все чаще видит Стреппони, только тут он, похоже, испытывает другие чувства. Тут нечто большее, чем галантная дружба, мимолетная симпатия. Их связывает ощущение доверия, покоя, надежности, им хорошо, потому что они без слов понимают друг друга.
Миланские дамы наперебой оспаривают Верди. Им нравится эта его подчеркнутая строгость, сдержанность, ярко выраженная мужественность, всегда холодная галантность, которую невозможно растопить. Привлекают изящная фигура, бледное лицо, темные печальные глаза и еле заметная меланхолия, разлитая в них. Вдобавок он овеян славой победителя. А ведь известно, что женщинам в прошлом веке почти всегда нравились победители.
Этот человек не теряет времени даром, он очень спешит достичь цели. И когда граф Карло Мочениго, директор театра «Ла Фениче» в Венеции, предлагает ему написать оперу для карнавального сезона 1843/44 года, маэстро не колеблется. После четырех дебютов в «Ла Скала» он решает сменить сцену. К тому же «Ла Фениче» — один из самых знаменитых итальянских театров. Решено: следующую оперу он напишет для Венеции.
ГЛАВА 5
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Тридцать лет. Он все такой же упрямый и замкнутый, не слишком разговорчив, суров и непривлекателен, в письмах допускает много грамматических ошибок, не знает ни английского, ни французского языков. Провинциал. Это видно и слышно сразу. Но он знает, чего хочет, знает, как достичь цели. Теперь он не сомневается в успехе. Хорошо знает публику и ее вкусы. На предложение написать новую оперу никогда не отвечает отказом. И всегда держит слово. Торопится, спешит наверстать упущенное. Понимает, что в течение нескольких лет ему суждено писать оперы только по заказу. С каждой новой афишей новая опера. Это понятно — теперь он самый популярный автор, и публика хочет слушать его музыку. Он уверен, что любое его сочинение будут ставить в лучших театрах. Обсуждая очередной контракт, он решителен. Ставит условия, деньги требует вперед. Так начинаются годы, которые он сам впоследствии назовет «годами каторги», — без передышек, без пауз, одна опера за другой. И никаких сомнений эстетического порядка. Почти никакого критического фильтра.
Сила, которая движет им, неистовство, ярость и стремление взять реванш представляют собой новое, совершенно уникальное явление в истории нашей оперы. Подобного человека, с таким колючим характером, с таким маниакальным, почти безумным желанием вырваться вперед, никогда еще не было в истории итальянской музыкальной культуры. Он изумляет почти всех, но немногие способны понять его.
Верди еще не выбрал тему для новой оперы, которая должна пойти в «Ла Фениче». Он мог бы взять сюжет «Кола ди Риенцо». Он считает, что это «великолепная тема». Но опасается, что цензура не пропустит его. Привлекает и «Поражение ломбардцев», но он отказывается и от этого сюжета, узнав, что не будет певцов для партий, которые он собирается написать в резкой, прерывистой манере. Затем возникает мысль взяться за «Короля Лира» Шекспира. Эта трагедия также останется его неосуществленной мечтой, о которой он никогда не перестанет думать. Пока же, считает он, приниматься за нее слишком рано. Верди неспокоен, нервничает, роется в исторических книгах, читает драмы. Затем предлагает Мочениго тему из Байрона — «Двое Фоскари». Это венецианская история, поясняет он, она могла бы очень заинтересовать Венецию.
У Мочениго, однако, есть свое предложение. Он хочет, чтобы Верди написал оперу «Кромвель» на сюжет драмы Виктора Гюго. Этот французский поэт и драматург имеет повсюду грандиозный успех, его переводят на все языки, он моден, всюду только о нем и говорят. Верди возражает, говоря, что «Кромвель, насколько я знаю его историю, — это, конечно, хороший сюжет, но все зависит от того, как его трактовать». Словом, предложение не вдохновляет его. Он считает, что драма Гюго «не очень интересна, если учитывать требования музыкального театра». Верди теряет много времени на поиски сюжета, это требует такого же труда, как если бы он уже писал музыку. Возможно, даже больше. Для Верди выбор сюжета — это всегда сомнения, огромная тревога, вечное недовольство. Еще прежде, чем начать писать музыку, он охвачен заботой об оркестровых партиях, о репетициях, выборе певцов, декораций, наконец, о том, что скажет публика. Все это вместе дамоклов меч, висящий над ним. И постоянная мысль, что он не должен ошибиться, что экзаменам нет конца. Верди неплохо зарабатывает, но еще не чувствует себя уверенно. Землю еще не купил, а успех постоянно поддерживать трудно. Он из тех упрямых крестьян, которые, лишь бы разбогатеть, не жалеют здоровья, рискуют всем, но им так и не удается никогда сбросить с себя вековую печать нищеты и унижения. Он уже присмотрел себе одно отличное хозяйство, как раз в Ле Ронколе, оно называется Плугаро. Он душу бы отдал, лишь бы заполучить его, поскорее оформить сделку и уже точно знать, что оно принадлежит ему, что это его собственность. Нужно писать оперы, зарабатывать деньги, дышать пылью кулис, потакать вкусам публики.
В это время Верди начинает сотрудничать с Франческо Мария Пьяве. Либреттисту тридцать три года, он живет в Венеции, влачит довольно жалкое существование где-то возле интеллектуальных кругов, на задворках городской культуры. Он держит корректуру, печатает стихи, написанные для свадеб или каких-нибудь других семейных событий, публикует статьи и хотел бы заняться драматургией. Бывший семинарист, сын стеклодува с острова Мурано, продавшего из-за долгов свою мастерскую, человек мягкий, с незамутненной душой, Франческо Мария Пьяве — автор отвергнутого Верди либретто о Кромвеле. Поначалу Пьяве все же уговаривает написать музыку на его стихи. Потом быстро понимает, что Верди не любит шутить, когда речь идет о выборе сюжета, примиряется и просит Мочениго дать ему другой удобный случай поработать с Верди. И Мочениго опять вспоминает о Викторе Гюго и предлагает музыканту трагедию «Эрнани», которая еще несколько лет назад привлекала Феличе Романи и Беллини. Верди соглашается. Сразу же понимает, что «Эрнани» словно специально создан для популярной оперы и он мог бы сделать его совершенно непохожим на «Набукко» и «Ломбардцев». Верди достаточно было лишь мельком познакомиться с драмой, чтобы сразу же загореться. Он немедленно пишет об этом Мочениго, договаривается об оплате с либреттистом и сразу же принимается за работу, потому что к этому «Эрнани» у него родилась в душе «привязанность, больше которой быть не может». Пьяве тоже увлечен, он чувствует, что сотрудничество с Верди может быть плодотворным. Маэстро незамедлительно начинает объяснять ему, какое необходимо либретто. «Советую быть кратким», действие «должно быстро устремляться к концу акта», «ради бога, не кончайте акт рондо, но обязательно терцетом, и этот терцет должен быть лучшим эпизодом в опере», «пусть все будет кратко и пылко». Если его пожелания выполняются недостаточно быстро, он не скупится на упреки.