– Спасибо, Римма Михайловна, – выдавила Сашка и, помолчав, все же решилась задать мучивший ее вопрос: – Сейчас, наверное, все это уже не имеет никакого значения, но мне важно знать: победа в турнире уже ничего не решала, да? Путевка все равно досталась бы Кире, при любом раскладе?
Римма Михайловна пристально посмотрела на нее, удивленно приподняв бровь.
– Кто тебе это сказал?
– Неважно. Важно лишь то, правда это или нет.
– Что ж… Да, распределение мест в турнирной таблице уже не играло решающей роли, – Римма Михайловна опустилась на стул, где еще пару минут назад сидела Сашкина мама. – Потому что мы еще вчера, после прогона, включили тебя в состав сборной. У тебя есть техника, выправка, стиль, а главное – бойцовский характер, девочка моя. Ну а что касается Киры… Она действительно полетит в Англию. За деньги можно купить многое, Сашка, – например, авиабилет и путевку в престижную конно-спортивную школу. Но не все. Далеко не все. К примеру, дружбу старого больного тренера.
Сашка порывисто обняла Римму Михайловну и та, явно не привыкшая к телячьим нежностям, по-мужски похлопала ее по спине.
– Ну, вот и хорошо, что все прояснилось. Как только встанешь на ноги, приходи в клуб – поможешь мне малышей к седлу приучать, пока рука срастается. Да и Фридрих без тебя затоскует. Все, не прощаюсь! – и Римма Михайловна торопливо вышла, боясь не выдержать полного непролитых слез взгляда Сашки.
Вынырнув из забытья после операции, Сашка поморщилась от боли и с удивлением заметила притулившегося на стуле Айрата. Он медленно раскачивался, глядя в пространство перед собой, что-то жалобно приговаривал и комкал несвежий клетчатый носовой платок.
– Дядя Айрат? Ты как здесь?
– Прости меня! Это все моя вина!
– О чем ты говоришь?
– Кто ж знал, что вот так все обернется… – Айрат развернул платок и шумно высморкался. – Я только когда в конюшню вернулся вечером, понял, что он пропал.
– Да кто пропал-то? Говори толком!
– Свисток! Свисток пропал, которым я Мухтара подзывал.
Сашка закрыла глаза и в изнеможении откинулась на подушку. Все сразу стало ясным как день: и дикие выкрутасы Фридриха, и секрет спокойной самоуверенности Киры.
Свисток… Надо сказать, это был не совсем обычный свисток. Издаваемый им звук, совершенно неразличимый человеческим слухом, прекрасно улавливали собаки. Как, впрочем, и лошади. В Англии такие свистки используются во время лисьей охоты для подачи команд своре гончих. Его в подарок Айрату, заядлому охотнику, привезла в свое время из Англии Римма Михайловна. Айрат дорожил подарком, но применение ему нашлось лишь пару месяцев назад.
Айрат пригрел приблудного щенка – мальчишки нашли его у помойки, дрожащего, со слезящимися гнойниками вместо глаз и перебитой лапой. Старый башкир долго выхаживал его, кормил с рук овсяной кашей с тушенкой – и тот окреп, превратился в добродушного и жизнерадостного, но малость бестолкового пса. Он вечно путался под ногами, оглашая округу таким звонким веселым лаем, что лошади шарахались в стороны. И особенно невзлюбил неугомонного пса норовистый и требующий особо внимательного и почтительного отношения Фридрих. И надо же было такому случиться, что в один злополучный день Кире пришлось пересесть на Фридриха, потому что ее лошадь чуть потянула связки. Чувствуя чужого и не слишком опытного седока, конь нервничал и всхрапывал, а Кира, стремясь обуздать его, слишком жестко затягивала повод. И вот, когда измочаленный конь уже направлялся в конюшню, под ноги ему бросился, заливаясь приветственным лаем, Мухтар. Фридрих шарахнулся в сторону и понес. Кира болталась в седле, как тряпичная кукла, и истошно верещала. Все, кто был в конюшне, бросились к ограде поля для выездки. «На круг, заводи его на круг!» – орал конюх Серега, но Кира в тот момент не слышала ничего кроме бешеного стука собственного сердца. Было очевидно, что она вот-вот вывалится из седла и покалечится. Айрат бросился наперерез коню, каким-то чудом ухватил его за уздечку и обвис на поводе, вынуждая замедлить бег. Фридрих остановился, его била нервная дрожь. Айрат разжал побелевшие пальцы Киры, сжимавшие повод, и помог ей спуститься на землю. Но вместо благодарности она смерила старого конюха, только что поставившего на карту свою жизнь, ненавидящим взглядом.
– Ты! Твой паскудный щенок! Отец вас всех тут закопает просто! – И, грубо оттолкнув его, убежала.
К счастью, Антону Станиславовичу каким-то образом удалось успокоить Киру и замять скандал. Но Римма Михайловна, которая сама держала летучее семейство русских борзых и скрепя сердце терпела на конюшне неунывающее брехливое безобразие, категорично заявила: с глаз долой! Айрат горевал: была у него комната где-то в городе, но он сам там показывался редко – конюшня стала его настоящим домом, и ночевать он обычно оставался тут. Но слово Риммы Михайловны – закон.