— Если он твой друг…
— Ты потеряла память. Всё.
Соня поежилась. В голосе Эрвина звучало такое отчуждение, что стало понятно: ему сейчас не до нее. План широкомасштабных действий разворачивался в его голове, а незваная гостья никоим образом не вписывалась в эту картину. Просто небольшая помеха на пути, недостойная внимания.
— Я отправляюсь в Энобус. У меня там работа и вообще... Ты останешься здесь одна. Ларри будет приносить продукты. Ему можно доверять, но о том, откуда ты появилась — молчок. Присматривай за Горынычем. Драконы, родившиеся в неволе, обычно преданы человеку. Хотя можешь не обращать на него внимания.
— А что Горыныч будет есть? — спросила Соня, не решаясь сказать главное.
— Он сам о себе позаботится.
— Верни меня домой! — девушка еле сдерживалась. — Пожалуйста.
— Я постараюсь помочь, — голос Эрвина чуть смягчился. — Побудь пока здесь.
Немного помешкав, парень вышел из избушки. Неужели ее оставят одну? Они что, совсем с ума сошли? Соня с трудом поднялась с низкой софы и двинулась к окну, придерживаясь за стенку. Так и есть: на поляне два друга о чем-то ожесточенно спорили. Хотя, сказать по правде, горячился один Ларри, Эрвин же только хмурился, немногословно отвечая товарищу. В конце концов, Ларри выдохся и замолчал. Эрвин хлопнул приятеля по плечу. Из пантомимы, за которой наблюдала Соня, стало ясно, за кем осталось последнее слово.
Эрвин свистнул. Из укрытия показался Горыныч. Хозяин что-то крикнул своему питомцу, погрозил кулаком и оглянулся на дом. Его неожиданный взгляд заставил Соню отпрянуть от окна, ей стало неловко, что она подглядывает. Когда она снова решилась выглянуть во двор, юноша уже исчез.
Через минуту в дверь постучали. В комнату вошел Ларри, которого Соня наконец-то смогла хорошенько рассмотреть: невысокого роста, худощавый, примерно ровесник Эрвина. Бесцветные брови, светлые ресницы, белесые волосы, широкие скулы и раскосые серые глаза — удивительная внешность! В одежде как с чужого плеча: рубашка, свободно болтающиеся штаны. Еще большей несерьезности Ларри придавали шейный цветастый платок и серьга в ухе. Одеянием он походил на цыгана, а с виду вылитый китаец. Если бы Ларри заговорил на певучем восточном языке, Соня бы совсем не удивилась.
— Сегодня хорошая погода, — сказал Ларри и улыбнулся.
Он был как на шарнирах: потирал руки, шмыгал носом, топтался на месте. Соня непроизвольно вздохнула.
— Должно же быть хоть что-то хорошее. Что такое я съела?
— О, это всё моя сестра Асанна. Она заготавливает разные штуки для своих снадобий: корешки, травы, червяков, пауков. Чего только не придумает.
— Я съела несъедобных червяков?
— Ну… почему же? Наверное, можно… — Ларри отвел взгляд.
Соня замялась.
— А… последствия?
— Э-э-э… я не пробовал. Но тебе же сейчас намного лучше?
— Да.
— Но есть действительно хорошая новость, — Ларри расцвел улыбкой.
— Какая? — полюбопытствовала девушка.
— Эрвин очень удивился, когда понял, чего ты наелась. Мне кажется, он не доверял тебе. Ну, не верил, что ты потеряла память и ничего не помнишь. Но ты, — Ларри хмыкнул, — с риском для… — тут он понял, что брякнул лишнее, и попытался обобщить: — Ну… так неожиданно развеяла его сомнения. По мне, очень удачно получилось.
Китаец ни минуты не мог стоять спокойно и двинулся к двери, потом прошёлся обратно и еще раз вдоль комнаты. Наблюдая за ним, Соня молчала. У нее складывалось противоречивое мнение об этом парнишке. С одной стороны, вроде приятный. С другой, чудаковатый. Сонино отравление трактовал, как способ получить доверие. И это так восхитило его, что от радости он забегал по комнате.
— Люблю обдумывать идеи, — сказал Ларри, будто отвечая на вопрос девушки, — рассматривать их с разных сторон.
«Ну, хорошо, — подумала Соня, — с разных, так с разных. Мои одноклассники бы это оценили. Так что, белый китаец Ларри, попробуем найти твое слабое место. Любишь поговорить? Отлично. У меня уйма вопросов».
— Почему Эрвину не нравится Высотомер? — неожиданно спросила она.
Упс! Настроение Ларри резко сменилось. Он замер на месте, улыбка исчезла, взгляд застыл, даже серьга в ухе перестала раскачиваться. Кажется, Соня попала в яблочко.
— Ну… э-э-э… у… у него высокий болевой порог. И… ну… он не хочет, чтобы об этом стало известно. Он не желает, чтобы Совет Меры узнал его… мысли.
— Совет Меры — это какая-то Ильза? Эрвин ее о-очень боится.
— Ильза — глава Совета Меры, ее все боятся, — с трудом выговорил Ларри, как будто из него тянули каждое слово. Молчать он не мог, а сказануть лишнего опасался. Но знал явно гораздо больше, чем говорил.