- Отчего всё-таки первый ребёнок умер так неожиданно после жатвы? - сам не зная почему, спросил Кирилл: словно это сейчас было важно ему, как врачу или следователю.
- Да отчего только не умирают люди! Каких только способов нечаянной казни ни представляет природа! Скорее всего, это был солнечный удар - настоящий бич Иудейской пустыни. Это тот самый "бес полуденный", что помянут в 90-м псалме. Вот так идёт-идёт человек по солнечной дороге и вдруг падает, как сражённый. Есть в этом что-то почти такое же суеверно пугающее, как в чуме. Особенно страшно, до чего всё происходит неожиданно - средь бела дня. Удар из воздуха. Смерть от того же самого, что даёт жизнь - от солнца. А жатва... это ведь ещё и вечное символическое предзнаменование конца мира: ангелов, жнущих души. Получается, двух отроков воскресили два пророка, которые приходились как бы "отцом" и "сыном" друг другу. Оба - очень грозные и страшные для современников (Ветхий Завет есть Ветхий!), но вот "фресковый летописец" XVII века Гурий Никитин большую часть места, посвящённого им, отдал почему-то не карам над всякими нечестивыми, а именно воскрешению детей. Это уже не Ветхий Завет, а можно сказать, без одной буквы Новый. И меня вдруг ослепила ассоциация: да во-от же что нам нужно, вот же о чём все свидетельства. Царство Небесное - это же Государство воскресших сыновей! (1)
Государство, для которого надо со Христом умереть и воскреснуть: это единственный путь получения его гражданства. А Ромка тогда, помню, тоже хорошо сказал про эту фреску: "Я всё понял, мам. Чтоб воскресить, надо обнять". И ещё я думаю: значит, уже тогда людей не меньше нашего будоражил вопрос: "Детей-то за что?.." И вот на стенах церкви XVII века два пророка воскрешают двух ребят. Это, конечно, прообраз той победы над смертью, что одержал Христос. И знаешь, Кирилл, я тогда перевела для себя эти фрески фразой: нет ничего непоправимого! В моей жизни они стали таким бессловесным свидетельством именно об этом... Потом, ещё несколько лет спустя, я встретила в акафисте "Слава Богу за всё": "С Тобою нет непоправимого. Ты весь любовь. Ты - Творец и Восстановитель". И я поразилась, как созвучен этот акафист ХХ века и те фрески XVII-го.
И Сергий Радонежский, к которому мы ездили, он ведь тоже когда-то воскресил ребёнка. Тоже, получается, имел от Бога такую высшую власть - даже над жизнью и смертью... это только у очень немногих святых бывает! И когда всё это с нами случилось, я-то осталась в сознании, а Ромку первую минуту не было слышно... я не могла до него добраться - меня зажало! - и не могла увидеть, что там с ним... а он был-то всего метрах в двух, за обломками кресел... - никогда в жизни не забуду эту одну минуту! И тогда я изо всех сил взмолилась именно Сергию Радонежскому: "Мы же к тебе ездили! спаси Рому!" И прям тут же, в ту же секунду, Ромка откуда-то вырос, помахал: мамуль, я живой! у меня всё норм! только ноги там чуть-чуть чего-то, а так всё норм... а у тебя? Я ему: у меня тоже что-то немного с ногами, а так всё норм. (Мы были именно со стороны удара, со стороны того железного ограждения). Потом уже по телефону он мне хвастался, объяснял, что стоял тогда на одной пятке, а правую "более сломанную" ногу рукой поддерживал на весу - и вот свободной рукой мне махал. К счастью, тогда уже всё было видно - светло от фар, когда дальнобойщики подъехали... Знаешь, я думаю: когда на средневековых фресках детей изображали как маленьких взрослых, в этом была какая-то мудрость. Но если они, как все люди - образ Божий... значит, у них может быть и своя Голгофа. Мне это уже слишком ясно, как бы ни было больно! Богу же не запретишь идти на крест. И образу Божьему - не запретишь...
Только сейчас Кирилл вспомнил текст "Родительской молитвы", висевший в комнате у Марины. "Господь мой! Дай мне Твои глаза, чтобы видеть образ Божий в моих детях". А ведь важнее этого вообще ничего нет в воспитании! Даже, наверное, кроме этого вообще ничего нет в нормальном воспитании. Всё остальное - уже эгоизм, а не воспитание.
- Если б нашу аварию изобразили на древней фреске, - улыбнулась Марина, - мы все вышли бы на ней со светлыми, бесстрастными, почти улыбающимися лицами.
- Но у нас святые ведь никого не воскресили... а жаль! - больше для проформы возразил Кирилл. - Да и у живых ноги что-то слишком медленно срастаются. Врач вот говорит: Ромка несколько месяцев пробудет в гипсе. Не хватает в нашем случае Елисея, Ильи, Власия...
- А всесильны ли в таких случаях даже святые? Вот раз уж мы вспоминаем историю... Первая мировая началась 1 августа 1914 года: в год 600-летия Сергия Радонежского и в день прославления Серафима Саровского! Да, представь, год св. Сергия - день св. Серафима! То есть двое величайших русских святых - уж больше их просто никого нет! - всеми своими небесными молитвами никак не смогли отвратить то, чему, видимо, должно было свершиться... И наверное, вовсе не потому, что милосердия у Бога не хватило или они там на небесах как-то плохо защищали Россию - нет, просто свободу воли людей не ограничивает даже сам Бог: если уж была у миллионов эта "воля к войне", то... насильно же никого не спасёшь! Я знаю в жизни одно: людям плохо быть гордыми! Людям плохо, например, быть слишком большими "патриотами" - то есть шовинистами. Россия и сейчас слишком тяжело больна гордыней и за это страдает. В стране "патриотизм" - как грипп... Господь как-то проветривает помещение! Кровь идёт к крови. Аварии - к войнам. То, что происходит сейчас с Россией и Украиной - то, как нас колбасит - это расплата за национальную гордыню! А то она у нас опять стала гипертрофированной за последние годы. А наша авария? Знаешь... Как будто ма-аленькая красная брызга от той огромной украинской бойни отлетела сюда, далеко-далеко, и капнула на карту. Почти никто вокруг её, такую крохотную, заурядную, не заметил на общем фоне - только мы на своей шкуре... заметили! Зло маленькое всегда как-то связано с большим. Аварии и стихии - с враждой людей. Духовные причины нам видеть не дано... Может, это просто такая весточка - открытка недоброй памяти14-го года - поздравление всех с самым худшим столетним юбилеем, какой только может быть. С войной, в которой ведь все на свете были - патриоты своих стран! и все-то на самом деле - служили лишь пешками того, кто не к ночи будь помянут. Бывает, что люди, сами не сознавая, очень хотят крови... и тогда она к ним приходит! Как говорил Клайв Льюис: "Любовь к своей стране становится бесом, когда становится богом! Когда патриотизм превращается в беса, он плодит и множит зло. Вот почему нам всегда важно знать, правильно ли мы любим свою страну". Чрезмерный патриотизм опасен, в первую очередь, для тех стран, которые он охватывает. Парадокс! Нам же столько лет твердили о стабильности как главном достижении власти - а теперь эта "стабильность" обернулась тем, что никто даже элементарно не знает, что будет завтра. Где и сколько людей ещё погибнет и, главное, когда всё это кончится? Пожалуй, даже люди "лихих 90-х" были чуть-чуть более уверены в завтрашнем дне, чем люди прОклятого 2014-го. Причём, проклятого в самом прямом смысле слова, без эпитетов: никогда ещё на постсоветском пространстве не произносилось столько миллионов совершенно искренних проклятий людей в адрес друг друга. И эта энергетика сводит с ума... Может, от неё-то и автобусы разбиваются, и самолёты падают, кто знает? Надо же ей во что-то и куда-то выходить! Она - это мы! Мы - но только позволившие из образа Божьего довести себя до состояния какого-то коллективного аморфного антихриста. Может, и нам дана была эта боль, чтоб мы чувствовали боль всего мира, как свою. И прошлую, и настоящую, и будущую - потому что всё едино! Чтоб мы никогда не считали, что боль бывает какая-то чужая. Или же её можно чем-то оправдать. Какими-то мифическими "национальными интересами". Чтоб мы в недобрый (или добрый?) час когда-нибудь кому-нибудь помогли... - и боли в мире на вот такую капельку стало меньше! Вспоминаю из своей юности, где-то из начала 90-х, песню: