Побывав на субмарине, Ромка думал-думал - и наконец озвучил наболевшую мысль:
- А вот, наверное... не прикольно было в Ноевом Ковчеге знаешь кому?
- Кому?
- Всем, у кого клаустрофобия! Там же всё - точно как в субмарине: всё везде закрыто, законопачено, чтоб сверху дождём не затопило.
- Ну, про Ноя и его родных на счёт клаустрофобии ничего не сказано. А остальные там были - животные.
- А может, мам, у животных тоже бывает клаустрофобия... мы же их не спрашивали. Представляешь так: и снаружи клаустрофобия, и внутри клаустрофобия! И вообще всё везде - клаустрофобия.
- А снаружи-то - почему?
- Ну, вода же - до горизонта! Нигде нет берега! Вся Земля - сплошной океан... ведь ужас же, мам, согласись?
- Не-ет, дорогой! ты мне не путаей клаустрофобию с агорафобией! Боязнь открытого пространства - это уже агорафобия: от греческого "агора" - "площадь".
- Ну, значит... - вздохнул Ромка, переводя разговор на себя, - значит, у меня одновременно и клаустро... и ещё как эта... агора... Я боюсь лифтов (кроме стеклянных - в них прикольно!) и боюсь, когда вода до горизонта. Но в чём-то это даже и хорошо оказалось! Клаустрофобия же спасла меня от Нимрода.
Я вспомнила из какого-то анекдота: "Мне нельзя в ад - у меня клаустрофобия!.. И в рай нельзя - у меня агорафобия!"
Я приобняла Ромку:
- А может, ты боишься лифта, потому что в нём умер поэт?
Ромке, почитателю ДДТ, не требовалось пояснять эту фразу.
- Но ведь поэты умирали, наверное, не только в лифте? - подхватил он.
- Да... иногда умирали и на площади... агоре! - подтвердила я. - Но в лифте - оно страшнее. Знаешь, все люди боятся лифтов, как и ты.
- Неужели! Все?
- Да, представь! По крайней мере, есть такой лифт, который один раз в жизни - он слишком тесный и душный: люди его очень не любят, даже если он поднимает потом в просторный мир.
- Значит, у всех клаустрофобия?
- Выходит, что у всех... ну, может, кроме святых.
- А может, Шевчук имеет в виду, что из лифта мог бы получиться поэт - но не получился? - предположил Рома.
(Кто бы со стороны послушал этот разговор!..)
- На фресках же нарисована лестница Иакова, но не нарисован лифт. - продолжал Ромка. - Почему? Да потому что на лифте страшно подниматься даже в рай! Нимрод это не понял, и его "лапша" на мне не повисла!
- Почему же лифт не нарисован! - возразила я. - А колесница Ильи Пророка? Разве это - не лифт!?
- Ну, это открытый лифт!
- Всё равно лифт!
Я представила себе Дом: средний этаж нашего мира, этажи ада и этажи рая. Столько всего в прессе говорится про необходимость "социальных лифтов", но нигде не говорится про духовные.
- Почему же лифтов нет? - продолжала размышлять я. - Если просто подвижничество - это лестница, то мученичество - это уже скоростной лифт...
10. Книга Бития
- Ваше превосходительство, кадет такой-то умер. Что прикажете делать?
- Пороть! - стандартно махнул директор.
- Как?
- Конечно пороть, что же ещё!
- Простите... но он умер.
- А, умер?.. А я сначала не понял - думал, что-то
натворил. Ну тогда - Царство ему Небесное.
Старый анекдот про кадета
- Мам, смотри, что я придумал!
Ромка, как и обещал, смастерил себе над кроватью гамак из покрывала и сейчас самозабвенно покачивался в нём, как в коконе.
- Полный балдёж? - весело осведомилась я, подсаживаясь на кровать и нарочно подтолкнув его в бок, чтоб сильнее качался... колбаса!
- Угу-м, - ответил сынёнок, млея.
- А так?
- Угу-м...
- А вот та-ак!?
- Ай, не надо меня бить, - захихикал он.
- Да как же тебя не бить - ты же такой хороший! Ты представляешь: как же такого не бить!
(Наверное, есть в этом какая-то особая прелесть святотатства - бить понарошку того, кто из тебя произошёл!)
- Я не знал, что ты садистка, мама. А вот смотри, как раз для тебя тут на стене написано: "Памятка. Штрафы за порКу вещей: За порку ключа - штраф 150 рублей, стакана - 100 рублей, полотенца - 500 рублей, графина - 1000 рублей, мебели - 3000 рублей".
Действительно, в памятке стояла опечатка.
- Это, видимо, для тех маньяков-порольщиков, которых даже неживые предметы... как бы это сказать... соблазняют на порку.
- Нет... я просто подчиняюсь законам мироздания! Солнце всходит и заходит, а рука бьющего поднимается и опускается.
- Да, это действительно, можно было бы поставить эпиграфом...
- К чему?
- Ну, к книге Бития.
- Что за книга такая? - спросил Ромка.
- Хочешь написать роман о царе - и её не знаешь!? Выучить назубок!
- Может, это Книга Бытия? - переспросил Ромка.
- Не-ет. Книга Бытия - это о Боге, а Книга Бития - о нашем с тобой старом знакомом. О царе, который батюшка. Только этот батюшка любит до смерти бить своих детушек.
Я подумала. Я бы начала эту книгу так: "Битие - это мера власти! Самая точная мера рабства одного существа перед другим определяется возможностью его бить. И убить. Иметь власть и не бить - это то же самое, что иметь крылья и не летать. При этом причина бития - только сама власть, а повод может быть каким угодно.
Без повода неинтересно, потому что "царь" и его сатрапы играют с Богом в справедливость... и они должны всегда получать максимальное удовольствие от этой игры. Обладая властью, они знают, что повод найдётся всегда - но им интересна и увлекательна бывает сама процедура его поиска..."
Колоритного вида учитель в кантонистской школе с длинной палкой в руках прохаживался перед строем новичков.
- Смотрите, вот вы так плачете, как будто мир перевернётся от жалости к вам... а он всё не переворачивается. Мир стоит: царь построил его прочно на горьком плаче таких, как вы. Ваше бессилие - его сила. "Ну больно же!" Потрясающая фраза! Вы говорите это, прям как будто всем больно вместе с вами. "Ну больно же! Мне больно" - а от этого мир должен перевернуться и сказать: "Ой, извини, больше не буду!" Но мир-то не переворачивается, а уж извиняться, и подавно, не собирается. Тебе больно, а тому, кому ты это воплем сообщаешь - нет. Кому-то больно, а кому-то от этого о-очень даже приятно. И кричать ему, что тебе больно - "же!" - это так же умно, как орать свинье: "Ну, ешь же! ешь!" - а она и так ест! Наивные вы - с вашим "бо-ольно!" Весь мир построен по кирпичику на этом самом "больно"... а вы криком "больно" возмущаетесь, получается... чем?.. самим устройством мира? Вам сам Бог не нравится, что ли!? Значит, вы святотатцы. Значит, вас-то как раз и есть за что бить! А посмотрите-ка, что делает наш Царь во все времена со святотатцами? Включите-ка экран! Посмотрим перед нашей традиционной экзекуцией учебный фильм.
На экране появились царь и царица.
- Ну как это: я царь, а виноградник - не мой!? То есть, вообще всё моё... а вот один вот этот виноградник - не мой!? Почему я вынужден завидовать своему подданному, что у него есть то, чего нет у меня!? Не выходит у меня из головы... Да я даже есть не могу!.. спать не могу! не могу забыть, как он отказал!
- Не забыть его надо, а забить! - с улыбкой подсказала царица. - Он оскорбил тебя. Что за царство будет, если ты это так оставишь. Ну-у, садись, милый, и ешь спокойно. Ну-у!.. Дорогой ты мой! Я сама напишу и с ним сделают всё, что надо. И виноградник будет твой. Было ваше - стало наше!
- Да, правильно. Не хочет как лучше, будет как больнее! - пробурчал себе под нос царь.
Экран переключился на площадь и народное собрание.
- Мы собрались здесь, чтобы побить камнями некого гражданина Навуфея, который хулил Бога и царя. Он смертельно оскорбил царя... У него была собственность и он просто хотел оставить её за собой. Он просто считал её своей. "Просто..."!.. А всё - не просто! Царь учит, что у нас ничего нет. И самих себя у нас нет! Нет на свете ничего, кроме царского, казённого! Доказана вина Навуфея? Виновен?