- А дети же, действительно, всё по-другому переносят! Это ж мы за них больше переживаем, чем они за себя! Пока мы не поймём, что в их мире всё другое, мы вообще ничего о жизни не поймём... Вот у моей подруги в Питере живёт очень весёлый, замечательный талантливый отец... инвалид детства! У него ещё в три года (кажется, от полиомиелита) ноги отнялись. Так он мне рассказывал: "В детстве я был счастливейший человек! Вот, веришь, Марина, ни на каплю не чувствовал себя обделённым - наоборот же!.. Че-етверо братьев: у всех по дому дела, у меня - отдых! все тебя любят, заботятся, в школе тоже особо строго не спрашивают - что ещё нужно сорванцу для счастья. Дурачился, шалил, друзей всегда полно было! Жизнь - праздник. Едешь, бывало, в школу - старший брат на санках везёт, где побыстрей прокатит... а ты его ещё и шарфом погоняешь: "Но-но-о!". И знаешь, Кирилл, что я ещё в жизни поняла. В отношении любой беды (случившейся или пока что не случившейся - не важно!), как в отношении гопоты, - никогда нельзя показывать, что ты её боишься! Рогатые - это та же гопота поднебесная. Мне этот светлый человек очень многое помог понять.
"Да-а!.. Вижу теперь, от кого это у Ромки... - понял Кирилл. - Уже не удивляюсь!"
- Как говорил мне один старый батюшка, прошедший лагеря, - продолжала Марина, - духовный закон - не тюремный: в нём из трёх только одно "не": "Верь: не бойся - проси!" И даже когда что-то уже произошло, и когда что-то может произойти - верь Богу и проси. А вот бояться нечего. "Что вы так боязливы, маловерные", - сказал Христос во время бури.
- Оттого и боязливы, что маловерные! - ответил Кирилл вместо апостолов.
- А вот дети-то как раз и не маловерные. Они, может, и не сознают, но живут они в состоянии реального чуда. Их мужество - это мужество чуда, мужество сказки. Они же у нас сказочные богатыри - всемогущие: с верой, что всё у них получится. Но это только для маловерующего, для боязливого - сказка. А в Боге все до единой "сказки" - реальность! Абсолютная! Идеализм детей - по-моему, куда более адекватная картина Божьего мира, чем наш будто бы "трезвый" взгляд. "Трезвый" бред!
- Э-эх, а всё равно во взрослом возрасте эту боязливость уже никуда не денешь! - воскликнул Кирилл.
- Вот уж тавтология, конечно, Кирилл, но я боюсь: то, чего мы боимся - это и есть настоящая жизнь. А то, чего не боимся... этого бы и стоило бояться! - ответила Марина.
"Обалдеть, да вот же она, точнейшая формула нашего искажённого "страха Божьего": мы боимся как раз Того, Кто есть Жизнь. Именно потому, что Жизнь-то - настоящая! Самый-то ужас, что настоящая:
Днём со свечками искали
выход в Жизнь, где всё не так.
Дырок много - все слыхали.
Да не выскочить никак!..
Нет, это неправда: это только наше милое самооправдание, что "не выскочить". На самом-то деле боимся мы этой Жизни! До паники боимся любых "дырок" - аварий, трагедий... да что уж там - вообще всякого дискомфорта, неуюта. Голгофа ведёт к Воскресению - а вот Голгофы-то мы и боимся... стало быть, и Воскресения. Вот почему исчезло давным-давно из нашей жизни Воскресение - остались после детства одни будни. Тянутся-потянутся... - и мы ещё умудряемся бояться, что их кто-нибудь да прервёт. Ох, и заманил же нас "фараон" в свой "Египет"! И когда уж, действительно, расступятся эти стены из воды: сработает Лифт. Прав Ромка из повести: боимся мы и Лифтов, и Моря... Смесь клаустрофобии с агорафобией!"
- Жалко, что книга не дописана, - сказал Кирилл.
- Да жизнь сама допишет, - махнула рукой Марина.
- По-моему, она это уже делает... - согласился Кирилл. - Вот ведь здорово, что ваша книга попала мне именно после "псалмов". Теперь-то я вижу, кого ненавижу... И не Бога! И не человека. И не Отечество. Того одного, кто выступает от их имени. Правильно вы его назвали Верховным Издевателем. Есть книги, которые... даже не то что хорошие или плохие - они наши. Вот эта вот - моя! Вы её написали как будто нарочно для меня! Я понял всё это так - это великолепная книга о подмене. О самой большой подмене в жизни человека... ну, и государства тоже. Мы ведь то и дело капризничаем, то и дело жалуемся на Отца. А тем временем служба ювенальной юстиции... она и внутри нас, и около нас! - она только таких жалоб и ждёт, чтоб тут как тут изъять нас из Его семьи: "защитить от насилия". Духовным сиротой стать о-очень быстро - только глазом успей моргнуть. И новая "приёмная семья" очень быстро сыщется. Собственно, и искать не надо: всё это в нас самих уже есть. Как написал Некрасов:
В мире есть царь,
Этот царь беспощаден.
Голод названье ему.
А я бы сказал, что тут - другой голод. По настоящему Богу. Голод с каждым человеком врождённо... вообще всю жизнь. И если мы Его не находим, то голод когда-нибудь обязательно находит нам божка-Самозванца. А уж его мы либо ненавидим - потому что он же изверг, и ненавидеть его очень даже есть за что (но ведь думаем-то, дураки, что ненавидим Бога!), либо уж поклоняемся этому извергу: страх переходит в рабское почитание. А что ещё нужно, чтоб человек стал рабом, марионеткой... муравьём? Недоверие к Богу - и, соответственно, - к ближнему. И всё! И этого достаточно. Где неверие, там недоверие. Да лиши ты человека опоры, дай ты ему тревогу и недоверие - и он обязательно найдёт себе опору другую. Где нет доверия к Личности в нормальном смысле, там будет культ личности... уже в ненормальном. По-моему, огромное количество людей поняло и восприняло из всего христианства только то, что они - "рабы Божьи"". Потом незаметно улетучилось и то, что "Божьи", остались просто рабы. Кого, чего? Явно какого-то царя и явно не Небесного. Да царь-то этот - не столько Грозный, сколько Грязный. Он же - в нас. Мы творим его по своему образу и подобию... А я не стыжусь нисколько даже сейчас, что ругался с ним... стыжусь только, что по глупости перепутал имя и адрес. Тот "господь", от которого я бегал во сне, тот "господь", которому, Святейшая Инквизиция кадила дымом из еретиков... этот "господь", действительно, во всём на свете виноват! Вот с ним я, сам того не зная, и ругался. А с нашим Богом, сам того не зная - никогда!.. Всё-таки не любить, например, Гришку Отрепьева - и не любить царевича Дмитрия...
Вдруг раздался резкий звук - наверное, где-то что-то уронили в коридоре или в другой палате, - и Кирилл буквально подпрыгнул: вздрогнул так, как никогда прежде не вздрагивал.
- Блин!.. Ой, извините, Марина. Что-то нервы... Видимо, уж после аварии - везде авария!
- Да что уж тут извиняться! Это ж не только тебя потрясло. Даже тех, кто не видел, а только слышал. Знаешь, сколько знакомых мне звонят и говорят, что не понимают, как это случилось: "Как же так могло быть? Это такое потрясение!" А я им говорю: "А вы знаете что такое потрясение? "Я был спокоен, а Он меня потряс, взял меня за шею и избил меня". Это Иов не про гопников, а про Бога так сказал. Бить Он нас, может, и не хочет, но вот трясти - трясёт. Иногда. Это не значит, что Он не любит нас, это значит, что Он... не очень любит наш покой".
- Что не любит, это точно, - согласился Кирилл.
- Он нам просто доверяет, поэтому мы и страдаем. - договорила Марина. - Просто идёт битва: с тем самым Змеем, только и всего-то. Бог его уже победил, но теперь хочет, чтоб ещё мы его победили, чтоб все плоды по-честному нам достались, а не Ему. А Змей увидел бы, как даже дети его побеждают! Победа уже предрешена, но нам дана честь - просто дотерпев - попасть в разряд "держав-победительниц", получить все её плоды без исключения. Вот Россия, ты же знаешь, благодаря большевикам заключила Брестский мир - и лишилась всех плодов победы (до которой оставалось 8 месяцев). А нужно было всего-то даже не победить, а дождаться победы, дотерпеть до неизбежного. А мы вот хотим во время войны всей своей жизнью изображать мирное время - не получится. Мы можем страдать или как пленные - если уже сдались, - или как бойцы на поле боя. Вот весь выбор. Дети на этой войне тоже "сыновья полка".