- Ну да. В смысле: "не буду пищей чужому", да мам? - перевёл Ромка. - А ведь древнее Египта государств, кажется, не было? - спросил он, разглядывая лягушку.
- Ну, вроде бы, считается, фараоны - создатели самого первого царства на Земле: можно сказать, "отцы" Государства. Помнишь из учебника истории - древнейший барельеф: фараон Верхнего Египта держит за волосы побеждённого правителя Нижнего и ещё поднял над ним дубинку. То ли зашибить собрался, то ли просто торжествует. По-моему, вот это и есть - самый яркий символ Государства на все века: лучше уж никто никогда не придумал. Обязательно на колени, обязательно за волосы и обязательно дубинкой - куда ж без неё. Фараон - первый "земной бог". И "бог" бьющий, "бог", держащий за волосы.
Марина, отвлёкшись, подумала было, что Саша, наверное, слушает такой "летящий" диалог и смотрит на его участников почти как на ненормальных... но он смотрел почти с восхищением.
- Вы всё чё-то такое прикольное говорите.
- А у нас свои секреты, - махнул рукой Ромка. - Но... от тебя секретов нет. Ты уже наш человек. Да, мам?
- Да! - просто согласилась Марина. - Наш.
- Прикольно, что мама может быть другом своему сыну! Я такое ещё никогда не видел.
- А у тебя что в семье - не так?
- Ха... весь прикол в том, что у меня как бы семьи нет!
- Как нет?
- Ну, я так-то детдомовский. Вот так! А что, не думали? Я здесь ща пока на каникулах... типа на побывке.
Санька огорошил новых друзей нарочито прозаически озвученной новостью.
У него не было ни особого "детдомовского выражения лица", ни ярко выраженных повадок, отличающих его от мальчишки с обычной судьбой... Только постепенно раскрывалась в общении какая-то неуловимая "взрослая" грань: уверенность повидавшего жизнь человека - ставшего "старше" своего возраста. Может, в чём-то даже старше комфортабельно устроившихся взрослых. Рассудительный, порой даже слишком... на словах. По поведению - мальчишка мальчишкой! Видимо, одно другому не мешает.
- Слушайте, вот вы со мной общаетесь, а потом ведь икать будете.
- Почему?
- Ну, я вас теперь часто вспоминать буду.
- Да? - обрадовался Ромка.
- Ага! Особенно когда уроки буду готовить.
- А причём здесь уроки?
- Да притом, что когда я сажусь за уроки, я думаю о чём угодно, только не об уроках!
- Слу-ушай... я тоже! - сделал вдруг открытие Ромка.
- Близнецы-ы! - иронически протянул Саша.
- Сиамские, - добавила Марина.
- Сиамские кошки бывают! - возразил Саша. - Не-не-не, тёть Марина, мы не кошки.
- Мы - ко-ты! - гордо вставил Ромка. - О... а вот как раз один наш друг идёт!
Действительно, на запах колбасы пришёл кот.
- Восход пушистого кота! - Ромка поднял его, глядя против света. - И... заход кота! О-о... а представляешь, все на свете были бы мышами, а на небе каждое утро восходила бы гигантская кошачья морда?
- Прикольно было бы, - отреагировал Санька.
- Только не мышам, - уточнил Ромка.
У мышей нет молитвы: "Да не буду брашно чуждому". Они просто - брашно! А где-то есть и "чуждый"?
- А вон там что это за чёрный человек над всем городом стоит с рукой "хайль Гитлер"? - спросил вдруг Марину Саша.
- Это Ленин!
- Ленин? А я его чё-то не узнал. Долго жить будет!
Кострома - город особенный. Простые-то памятники Вождю стоят на всём постсоветском просторе, но только здесь Ленин захватил пьедестал от монумента 300-летию Романовых. Был Царь - стал Вождь: царь-вождь, вождь-царь. Вождь ведь куда-то ведёт: само слово обязывает вести.
- Ну, я так-то с ним лично как бы не знако-ом... - продолжал Саша. - Знаю только про него один прикол: "Дедушка Ленин очень любил сироток и делал всё, чтобы их было как можно больше!"
- А знаешь, ведь ты узнал о нём всё самое главное, - серьёзно сказала Марина. - Он оставил сиротами больше детей, чем кто-либо другой на Земле. И вся Россия с ним стала сиротой - без Отца.
Солнце, в отличие от кота, не восходило, а вовсю клонилось к закату. Июньский день прошёл поразительно быстро и уже спешил нырнуть в воду, как лягушка.
В отличие от Маленького Принца, мы смотрим на закат не только когда грустно, но и когда светло на душе. Закат - это какой-то знак качества, поставленный на завершающийся день. И дай Бог, когда завершится не день, а жизнь, на неё тоже был бы поставлен светлый знак, выдан солнечный пропуск. Чтоб всё вечернее перешло в Невечернее.
Друзья задумчиво смотрели за реку - на облитую пожарным светом Кострому. Окна сверкали так ярко, что уже мало чем отличались от куполов. А ряды облаков и дальних многоэтажек стали одного цвета: облака выстроились в несколько ровных ярусов, словно город продолжался и продолжался в небо. Только это была не Вавилонская башня, которую строили с Земли - здесь Небо само возводило всё, что считало нужным.
- Кострома-костёр! - сказал Санька. - "Кострома" - это ж типа чучело, которое сжигали на костре, да? Вот её щас сжигают, чтоб она... ну, типа переродилась.
Чувство закатного перерождения охватило и его друзей. Что-то явственно менялось в жизни: настолько явственно, что не заметил бы лишь лежащий в коме.
Радостная вечерняя тревога от всего, что будет, зажгла свой внутренний огонёк от заречного костра. Настоящая дружба, как и любовь, всегда падает на нас, как снег на голову - и растёт, как снежный ком.
Санька наконец вскочил на своего железного коня.
- Ну, типа пока... что ли... А можно, это... я к вам завтра утром приеду?
- Приезжай, конечно! будем рады!
- А во сколько вы встаёте?
- Я в шесть, - ответила Марина.
- Я в десять, - ответил Ромка.
- А я в восемь, - сказал Саша.
- Ну, что ж, ты - как раз посерединке между нами, - засмеялась Марина.
- А если я типа встану, позавтракаю и сразу к вам? - спросил Саша.
- Приезжай! Я даже ради такого случая специально рано встану, - с энтузиазмом сказал Ромка. - В девять!
- И я приеду в девять, - пообещал Саша.
- Что ж, до девяти! - подытожила Марина.
"Сегодня ровно девять месяцев, как мы выписались... Родился в нашей жизни Саша".
* * *
Стоял светло-кремовый послезакатный час. Небо - цвета топлёного молока, и облачка на горизонте - пенки в нём. Кажется, весь мир - воплощённый деревенский уют и покой: и всё в нём - детское: вечер, ещё "детское время", крынка молока... ягоды горкой на столе... И в мире у каждого человека - только дом детства, а "детский дом" - просто оговорка. Неправильно поставленные слова.
- Да ты не удивляйся: у нас тут многие на всё лето детей из детдома берут, - говорила бабушка.
- Только на лето? - спросила Марина.
- Ну да... кто же в наше время насовсем-то чужих детей возьмёт - мало таких подвижников! А так-то оно проще: в одно лето одних, в другое - других... Они ещё и по хозяйству, худо-бедно чем помогут: а что ещё нам нужно, особенно кто пенсионеры. Дети напрокат! Вроде, и благотворительность: на небе галочку себе можно будет поставить, прости меня Господи! - и... никакой ответственности. Вот главное-то! В наше время жалельщиков много - ответственных мало!
- И что, детей вот так вот просто отдают на лето?
- Да у нас всё просто - у нас же провинция! В посёлке все друг друга знают, особенно пожилые. Вон там, на соседней улице, как раз директор детдома Ферапонт Лукич живёт - на работу за 30 километров ездит.
Зазвонили где-то неподалёку колокола...
- А где это звонят? - спросил Ромка.
- В Антониновской, кажется, служба кончилась. А может, от Ильи Пророка снизу по реке донесло... Или от старообрядческой? Сейчас много церквей... Веры мало! - сказала бабушка. - Я вот смотрю и на старости лет не понимаю: как в стране может быть столько детдомов, если столько церквей? Или что?.. церкви пустые, зато детдома полные?