"И нам тоже скоро предстоит путешествие в Москву... - подумал Кирилл. - Хоть мы и не цари, но все дороги ведут в Рим - и все мы там будем. Там поймём - зачем!"
- Неужели в Москве - ЕЩЁ красивее церкви!? - протянул Саша.
- Не знаю, кому как, - ответила Марина. - По-моему, самая красивая церковь - это Человек.
- Как это?
- Ну, как: если Бог в человеке присутствует, то человек - храм.
- И я - храм!?
- И ты - храм. И все остальные. Но только некоторые люди - это храмы разорённые. А некоторые - интеллигентные и холодные, как музеи. Вот как в советское время, когда здесь тоже был музей.
- Здесь был музей!? - удивился Саша. - А почему? Людям типа больше нравился музей, чем вот такой вот монастырь?
- Да, наверно потому... что вообще вся наша человеческая культура - это "археологический музей" Веры. Это я как музейный работник говорю.
- Почему?
- Ну, вот, представь: вместо кого-то живого, кого ты очень любишь, поставили бы хороший памятник. Он был бы очень красивый... его бы самые замечательные мастера сделали - но ведь с памятником не пообщаешься. Он тебе ничего никогда не скажет, не обнимет, не посмеётся, не утешит. Когда-то люди общались с Богом, а потом им сказали, что Его больше нет, и от их общения остались - памятники, музеи, разные вещи... Вот это всё и есть - человеческая культура. Без неё-то, конечно, было бы совсем плохо! Но, наверное, лучше всё-таки живой человек, чем коллекция вещей, оставшихся от него.
- Получается, все люди - сироты? - сделал свой вывод Саша. - А Бог... это как мама, с которой... ну, что-то случилось! Но только Он - воскрес. Да, тёть Марин?
- Да!
- Слушай, раз мы нашли друг друга - значит, Бог нас нашёл! - подпрыгнул вдруг Ромка. Может, это были и не его слова? Может, он их где-то слышал? Может, читал?.. Но в этот миг они стали его словами. Он их в прыжке поймал... И возможно, забыл их через минуту.
Через роскошное крыльцо взошли все вчетвером в Троицкий собор. Расписная галерея вводила, казалось, в терем, дворец, царские палаты. От неё было празднично-торжественно и... почти по-домашнему уютно. Каждый в душе чувствовал, что именно вводится по ней в гости к Царю царей.
За порталом открылась надмирная высь. Народа оказалось мало - а вот свечек почему-то очень много, как будто целое звёздное небо приземлилось в храм. Ангелы скатали его в свиток и спрятали здесь. Фрески ошеломляли бурным полётом фантазии и невыразимой таинственностью. Для ребёнка войти сюда - было всё равно что попасть внутрь самой яркой фантастической книжки с картинками. Абсолютная, совершенная реальность чуда ощущалась здесь везде. Чудо - как воздух! Чудо - как образ жизни.
- Су-упер!.. - только и выдохнул Санька. - А что тут вообще нарисовано?
- Ту-ут?.. Тут чудо на чуде сидит и чудом погоняет! и это, действительно, супер! - с таким же заворожённым видом отозвался Ромка.
Тут даже непонятно было, где страшно, а где красиво: всё было - один цветущий восторг, смешанный со "страхом Божьим". "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его..." (Мф. 6, 33).
Если Ложь - основной закон падшего "змеиного" мира, то, может, фрески (как и любовь!) - попытка увидеть подлинную картину мира, какой он в Боге. Есть фрески и есть любовь: одно вИдение для глаз, другое - для души. Попытка преодолеть трёхмерное пространство и линейное время.
Что ты видишь на фресках? - образ Божий.
Что ты видишь в Человеке глазами любви? - образ Божий.
В мире лжи один человек видит в другом, в лучшем случае, просто чужого, в худшем - мразь... Но человек в храме приближается к миру, которого он в обычном состоянии не видит - и без которого не может жить! Если б то, что на фресках, не было бы правдой, не было бы и нас. От ощущения этой самоочевидной правды (иначе именуемой благодатью), человек и говорит: "А здесь хорошо..." Апостол Пётр в момент Преображения тоже неосознанно сказал: "Хорошо нам здесь быть..."
- А это что? Какой-то ребёнок? - показал на стене пальцем Саша.
- Это душа выходит из тела. Души умирающих, когда их подхватывают Ангелы, на фресках обычно изображаются маленькие, как дети, - пояснила Марина.
- Типа, в душе каждый ребёнок? - понял Саша.
- Наверное, и это имелось в виду тоже: наверное, смерть - как раз рождение этого "ребёнка"... но главный-то смысл, по-моему, что все мы дети одного Отца Небесного.
- Ух ты! Получается, там все - одна семья?
- Да мы и здесь - одна семья... только здесь пока не знаем об этом.
А Кирилл ничего не говорил, просто ошеломлённо оглядывался. Дети в высоком соборе - всегда какие-то особенно маленькие. Да и все мы дети: в соборе, перед Ним - все дети: правильно сказала Марина. Может, для того мы и в собор-то приходим, чтобы в Его Отеческом доме в детство возвратиться? Вспомнилось из Шевчука: "Я так мал, а вокруг всё огромное..." Но это огромное не подавляет. Оно обнимает и защищает. Мы маленькие, но это всё - наше, а в Нём и мы - огромные!
- А почему, если смотреть на тень свечки, кажется, что она не горит, а только дымит? Или даже... вода какая-то от неё вверх течёт? - продолжал вопрошать Саша.
- Просто огонь - это тот же воздух, только очень горячий. Его-то ты и видишь.
- Вижу воздух!?
- Да, струю воздуха.
- Тёть Марин, и почему я с вами вижу больше, чем один!? Вот даже воздух теперь увидел. О, а оказывается, так прикольно свечкой капать себе на руку!
- А разве не больно?
- Немножко больно. Зато потом такие катышки из воска получаются. Вот попробуйте сами.
Детей привлекает в любом явлении та сторона, которая нам уже не понятна. Ради "интересно" можно даже немножко потерпеть "больно".
Подходя со свечкой к аналою, Саша невольно перекрестился. Правда, креститься он не умел. Он изображал на себе скорее молнию, чем крест. Вот так: лоб-плечо-плечо-живот. Марина показала ему, как правильно, и он первый раз по-настоящему осенил себя крестом ... - на удивление старательно, даже глаза скосив на щепоть пальцев.
Пушистый, туманный луч, расширяясь, врывался в храм, как дыхание Бога, изображаемое на фресках Сотворения мира. Врывался в каменный куб, как то, что животворит. Освещая, освящает... И было это так чудесно, будто луч здесь тоже нарисовали. Только не люди. Мальчишки, не сговариваясь, интуитивно потянулись к нему - оказаться во свете! Прикоснуться к тому, к чему не прикоснёшься, а только пройдёшь насквозь. А вдруг и Он тебя пройдёт насквозь? Свет в соборе... дар Божий, который не описать - а только увидеть. Этого Бога, освещающего всех, невозможно ненавидеть! Вот наконец-то "Во свете Твоем узрим свет".
Чуть только луч бережно коснулся макушки Саши, она вспыхнула, как неземная корона. Потом он сместился - и засветился весь! Бесформенный свет обрёл в нём форму человека. Вспыхнул-прошёл... совершилось помазание лучом.
В алтаре тоже было золотисто-туманно от солнца и чувствуется такая глубина - глубина глубин, - что вот в ней-то душа и распознаёт Священное. Испокон века: хоть и нет критериев, а ошибиться невозможно. Этот свет уже не видишь, а чувствуешь. Будто из пещеры, полуслепой, щурясь, выглядываешь в необъятный мир. Всё во Вселенной так мало и тесно по сравнению с ЭТИМ.
Ромка вдруг ошеломлённо вытаращил глаза:
- Ма-ам! у тебя же цветной платок - точно как на фресках! Смотри сюда. Вот нарисована одежда и вот твой платок!