Но невидимая битва тихонько идёт, под шумок грозы, в каждом закоулке, и никогда ещё Кирилл не чувствовал, что всё находится в таком подвешенном над бездной состоянии. И похоже, все эти молнии, вся буря - лишь отвлекающая атака...
- Когда же наконец кончится гроза!? - сказал Ромка после долгого молчания. - Она всё идёт и идёт... и идёт. Так же долго не бывает!
- Не бывает, - согласился Кирилл. - Не бывает, но есть.
"Откуда столько молний, столько электричества, откуда его столько может поместиться..." - подумал Кирилл. Действительно, гроза идёт уже много суток, а не часов - и может продолжаться бесконечно. Но сейчас вовсе не это "грандиозное" важно, а один маленький человек.
Друг другу пока не озвучивали самое страшное предположение, но Богу в один голос, одними внутренними словами говорили, прося Его: "только бы этого не случилось". Сейчас ничто другое не имело значения. Если бы был миелофон и все бы слышали "дословно" мысли друг друга, то, наверное, ничего бы нового не узнали - это был бы такой же эффект, как если разные радио на одной волне работают в разных смежных комнатах.
Даже если б наш "корабль" был размером с планету, мы всё равно искали бы на нём того, кого надо найти. Иначе как же нам тогда дальше плыть-то? Ведь не можем же мы так... без тех, кого надо найти. Пусть это конец корабля, пусть это конец света, а всё равно... надо найти. И остановить.
Иногда шизофренический мир атакует человека на суше, как Робин Гуд, иногда - на воде, как Чёрная Борода. В любой точке пространства и времени завязывается свой Армагеддон... потому что битва за душу каждого человека - это и есть малый армагеддон.
За стеклом, как в вольере, бесновался сумасшедший мир. Где-то здесь, по всей логике, должна была находиться Вера... И она здесь находилась. Ромка первым разглядел её сквозь стеклянную дверь в носовой части. Она ползала по бортовым перилам, кажется, примериваясь, где там будет проще и красивее стартовать в воду. Подбежали остальные, но... открыть дверь было невозможно: на неё давила с той стороны вся буря! Вот что значит чувствовать себя мухами на стекле...
- Бесполезно! это же носовая дверь! - первым понял Кирилл и побежал через коридор к другой.
Та тоже поначалу никак не поддавалась. Ураган обтекал зёрнышко корабля, полируя его, конопатя и блокируя своими струями все выходы. Воздух ведь - а какое чудище! Кто же задумывался, что мы всё время живём внутри невидимого монстра, который обычно дарит нам жизнь, но стоит только ему прибавить скорость - и уже никто на свете с ним не справится. Дверь, когда на неё изнутри нажали, упруго завибрировала, как рука борца в армрестлинге. Когда порыв на секунду чуть-чуть ослабел, она приоткрылась, как бы приглашая протиснуться. Продавиться меж челюстей. Фонтан брызг резко ударил навстречу, словно буря нарочно играла, устраивая из почти трагедии почти аттракцион.
Кирилл, крепко рванувшись, в тяжкой борьбе с дверью протиснулся первым. За ним - Марина и как-то опередивший Ромку Саша. Марина вдруг резко поскользнулась в луже за самой дверью и, опрокидываясь, полетела затылком прямо на латунный косяк.
- Мама! Осторожно! - крикнул Саша, хватая её. Как-то у него это вырвалось.
Они вдвоём шлёпнулись на мокрую палубу, но прокатились так, что голова Марины всё-таки остановилась в паре сантиметров от металлической грани.
- Спасибо!.. сам-то не расшибся?
- Не-е... вставайте, я помогу!
Кирилл вернулся и тоже помог Марине подняться. В этот момент корабль сделал очередной бросок, мотнувший и буквально притиснувший их к стенке.
- Э-эй! Я не могу открыть дверь! - задыхаясь, сказал Ромка: всего-то в метре от них, но по-прежнему по другую сторону. Будто кто-то невидимый опять навалился. Всё было как во сне. Время ускорилось, и несколько событий вмещалось в каждую секунду.
Корабль, как огромное пьяное существо, качнуло в другую сторону, и дверь сама распахнулась, вышвыривая Ромку.
Но на этот раз уже поскользнулся и упал оглянувшийся на него Кирилл. Ромка, сам едва удерживая равновесие, инстинктивно удержал его, схватившись другой рукой за внешний косяк. В следующий же миг корабль, естественно, накренило на другой бок, дверная пасть хищно захлопнулась, а Кирилла ткнуло плечом и головой в стенку. Правда, не слишком сильно. Через несколько секунд они с Ромкой почти в обнимку, вполуслепую, двинулись вдоль палубы - вдоль края света. Это был длинный балкон в космосе, который бомбардировало из бездны чем-то неживым, холодным и секучим.
- Ну как ты? - бросил Кирилл.
- Всё о`кей! - откликнулся Ромка, неопределённо потряхивая рукой. Тушил о мокрый воздух пожар в красных, отшибленных дверью пальцах: вроде, сейчас пока не до пальцев, чтоб о них говорить.
Она сидела на перилах, как на жёрдочке. "Курица!" - выругался про себя Кирилл.
- Оста-вьте! - крикнула она, завидев приближение спотыкающихся о ветер людей. - Я умереть быстрее хочу... чтоб не мучиться!
И с отчаянной надеждой глядела вниз. Взборонённая водная пашня всегда готова принять зерно, которое, в отличие от евангельского, никогда не прорастёт.
Да, есть такая степень страха смерти, по сравнению с которым и смерть не страшна. От конечности жизни убегают в её конец. От "морской болезни" - в море за бортом.
Почему-то мало кто задумывается, что "конец света" - это самоубийство мира. Это не Бог с какой-то горячки мир уничтожает, это мир с какой-то горячки отпрыгивает от Бога - стало быть, и от Жизни. Мир окончательно бросается в "спасительные" объятия своего мёртвого "царя", а тот по определению на жизнь неспособен, потому и губит всё по принципу "тонешь сам - топи другого". Боясь шторма, прыгай в шторм.
Крылатая фраза из "Айболит-66" (кстати, и номер-то до чего "символичный"!): "Прыгай в костёр, мартышка!" Вот пришёл Бармалей-Антихрист - так чего ж ещё осталось, как не бросаться! Он же такой обманщик-бяка, - как же всем порядочным мартыш... людям не "прыгнуть в костёр" в качестве протеста.
О самоубийствах со времён античности писан такой короб, что вокруг этого "акта" поневоле вырос чуть ли не лавровый венец - зажёгся ореол чего-то... если не совсем уж героического, то по крайней мере, величественного и волевого. Но на деле эта сценка выглядит, оказывается, совершенно шизоидно, а величественного в ней не больше, чем в чьём-то поносе или рвоте. Кто хоть раз в жизни, хотя бы мельком видел то, что увидели сейчас Кирилл, Марина и ребята, до конца дней не забудет чувство гадливости от чьей-то истерики в квадрате, называемой "волей к смерти". Всё, что решает за человека сидящий в нём глист, всегда по-червячьи омерзительно.
Первым успел подскочить Саша.
- Ты чё, дура!? - крикнул он Вере, как раздражённый взрослый несмышлёному ребёнку. И так крепко, не церемонясь, хватанул за руку, что ей было уже не вырваться. На секунду показалось даже, что сейчас он отвесит ей затрещину.
Когда-то слишком поздно было спасать маму...
В пару секунд всё разрешилось. В следующее же мгновение подбежал Кирилл. Веру быстро сняли с её "жёрдочки".
- Да оста-авьте! Оста-авьте! - билась она в истерике.
Но теперь её ставшая неопасной истерика уже мало кого интересовала.
- Так-то мне ещё никого не приходилось спасать!.. - прозаически пробормотал Саша.
- Учись... - просто ответила Марина.
"А ведь у сашиной мамы и у Веры один "духовный отец"!" - только сейчас вспомнил Кирилл. Жизнь наша устроена так, что все параллельные в ней когда-нибудь пересекаются.