Мишка огляделся осторожно, и волна обиды захлестнула его: никто из весновщиков не вслушивался в это торжество леса. Покурили и опять буднично взялись за багры.
Когда солнце поднялось выше сосен, Княжев повел бригаду на завтрак.
Тетерева в это время еще сидели на поляне. Правда, они уже не пели, а отдыхали, прохаживаясь меж сосенок. Но сам хозяин тока — Старик — еще не угомонился, он еще поуркивал задорными короткими очередями, будто проверял, поддержат ли его другие. Но ток иссяк, тетерева разбрелись по всей поляне и уже по одному незаметно снимались.
В это утро, дав солнцу подняться над вершинами, потянул над лесом, как ночью, не сильный, но настойчивый северный ветер.
Княжев отметил это еще утром, по дыму от вагончиков, и подумал, что вода теперь пойдет на убыль и что надо бы хоть один круг проволоки принести к бараку — так, на всякий случай. Поэтому с утра, по насту, он отправил за проволокой одного из сплавщиков, выпросив у коменданта Сергея санки.
Теперь круг проволоки валялся возле вагончика, и Луков, раньше всех позавтракав, уже отрубал от этого круга несколько витков, чтобы захватить их с собой на реку. Увидев это, Княжев мысленно одобрил Лукова и, закуривая на ступеньках вагончика-магазина, сказал:
— Вечером надо будет отжечь, помягче станет. А то все руки изломаешь.
Луков сверкнул на него цыганскими глазами и, довольный, что Княжев одобряет его (а это он понял по голосу), поддержал бригадира шуткой:
— На ночь костер распалим — к утру сварится.
Они медленно шли к реке уже привычной дорогой, не чуя никакой беды. Жизнь и работа у них налаживались, поварихи уже привыкли к их распорядку, знали, когда и что они любят есть, как надо готовить. Хотя сплавщики были непривередливы. Как, например, сегодня — позавтракали вчерашними щами и кашей да еще и похвалили. И девчонки повеселели, Настасья даже напевала, думая, что в обед суп-лапша с консервами придется мужикам тоже по вкусу.
Никто — ни поварихи, ни сами сплавщики — не знали еще, что весь их сегодняшний день был предопределен этой ночью, когда от правобережного верхового штабеля оторвало закомелистую старую пихту. Она тяжело, почти вся погрузившись в воду, отошла от берега и медленно, тише течения, двинулась вниз. На узком кривуле вершина ее врезалась в луговину, а комель развернуло поперек реки. Его бы протащило дальше, как не раз было уже за ночь, но на дне в этом месте была затопленная елка с вывороченными корнями. Елка, подмытая потоком, тоже путешествовала по реке, много раз цеплялась корнями за дно, но ее смывало течением или сшибало бревнами. Здесь же она «ухватилась» намертво. Теперь на нее навалилась пихта, и плывущие сверху бревна стали останавливаться. Когда мужики уходили на завтрак, затор из бревен уже начал расти, бревна крепко упирались лбами в берега, и бревенчатый пыж рос и рос.
Весновщики вышли к реке, а вода уже переливалась через берега и затопляла лес. Стрежнем, стопленные паводком, плыли целые штабеля, на плаву тихо рушились, и растекались во всю ширь реки.
— Козел, мужики! — закричал Княжев. — Всем вниз! Бегом!
Люди, суетясь, запрыгивали на штабель, а штабель уже шевелился, рушился и отходил в стрежень, хватали свои багры и прыгали обратно. Кто-то кинулся кустами вдоль берега. Княжев рявкнул вдогонку:
— Назад! Путаники... На бревна! Становись на бревна! Водой! — А сам уже подтягивал к берегу толстую сосну и прижимал ее к другой. — Становись попарно! Луков, бери Мишку!..
Луков, прижав к берегу две ровные елки, кинул поперек их свой багор и, наступив на него ногой, держал бревна у берега. А сам, яростно стиснув зубы, перегибал много раз проволоку, стараясь переломить ее.
— Чего ты там возишься? — крикнул ему Княжев, выгребая багром на стрежень.
— Схвачу немного, — подсовывая под бревна проволоку, прохрипел Луков, — а то парнишку утопишь...
— Хрен с ним, пусть знает, как весновать! — прокричал уже с поворота Княжев, стоя враскорячку на бревнах.
Мишка переживал — уже все отпихивались от берега: Сорокин, Ботяков, русый моряк, — кто в паре, кто в одиночку, — и устремлялись вниз.
— Крест на тебе ли? — улыбнулся Мишке Луков. — Прыгай! — И больше не оборачивался, начал толкаться багром в стрежень.