Этой перемены в погоде ожидал не только Чекушин. У Княжева еще с вечера начали ныть кисти рук, и он знал, к чему это. Поэтому вечером и распорядился — ехать за остатками такелажа!
И не ошиблись в погоде оба.
Северный ветер все больше поворачивал влево и становился все влажнее и мягче. Потом с юго-запада открыто потянуло ровным широким теплом. А перед рассветом хлынул дождь. И разом тронулись по лесам взбухшие реки. Они сопели, облегченно вздыхали, настораживая зверей и птиц, пугая рыбу...
Этой ночью и совершился главный поворот весны, после которого зиме в леса путь уже был заказан. Конечно, она могла еще налететь метелью, выстудить леса сквозным ветром, но ей уже не под силу было задушить живой вздох отпотевшей земли: под хвойным шатром леса уже тронулись в ход ожившие ростки, уже пошли соки по корням и стволам деревьев, — уже грелся лес первым своим младенческим дыханием.
Ночной дождь намочил тетеревов, зайцев, лис, мышей... Вода проникла в зимние норы и гнезда. Неподступные сугробы сжались и осели. Даже в самых густых зарослях мрачно-холодных ельников снегу оставалось теперь не выше колена. По просекам и полянам поднималось с земли теплое испарение.
Утром мужики уже не видели ни лесов, ни поляны — с крыльца им видны были только вагончики, все остальное тонуло в тумане.
От вчерашнего зазимка не осталось на дороге и следов. Бревна штабеля были мокры и блестели. Другой берег едва угадывался. Глухо бумкали бревна, сшибаясь на поворотах, вода переливалась спокойно, без журчания — все звуки гасли в тумане, и мужикам не хотелось нарушать покой обмытого дождем леса. Воды было много (как и в то утро, когда случился затор), но Княжев знал, что сейчас вода не от затора, а пошла во всю силу снеговая и от дождя. «Подержалась бы», — думал он. Об этом мечтали, конечно, все: и Сорокин, и Луков, и Ботяков, и Пеледов... — все, кто хаживал весновать раньше. Они понимали, что наступили главные дни весновки.
Лес будто нехотя начинал новый день. Сегодня он не спешил, не суетился многоголосицей песен и пересвистов, а, спрятавшись в туман, словно бы затеял шаловливую игру в загадочную перекличку. Вот откуда-то издалека, из-за Шилекши, донесся одинокий гортанный клич. Это был еще не слышанный нынче крик в лесу. Он, будто певучая тугая стрела, пронзил туманное пространство леса.
— Что это? — боязливо оглянулся Вася Чирок.
— Леший, — усмехнулся Княжев.
— Болото там, журавли... — улыбаясь, сказал Пеледов. И тут же клич повторился в несколько голосов, звучно-красивых, но беспорядочно перебивающих друг друга:
— Кло-коло-ко-кооо!..
— О-оо-ооо... — заметалось по туманному лесу.
— Ух ты! Уже прилетели? — не то удивился, не то спросил Шмель. — Ранняя пташка.
— Ага, — уже осмелел Чирок. — Эта пташка с тебя ростом!
Бригада грохнула здоровым беззлобным смехом, потому что сам Чирок был не много крупнее Шмеля. И одновременно с этим смехом сам по себе раскатился штабель на другом берегу. И новый взрыв смеха взметнулся над рекой. Всем было так хорошо в это утро, что, не дожидаясь команды, разом встали и начали разбирать багры.
Старик в это утро долго сидел на своей сосне. Надо бы уж давно ходить по вытаявшей влажной поляне и давно бы прилетели к нему тетерки: в тумане они всегда смелее. Будь Старик помоложе, побезрассуднее, он не вытерпел бы — уже вытанцовывал бы возле низеньких сосенок. Но он хорошо помнил, как дважды вырывался почти из самых зубов бесшумной лисы. Никто так не любил подкрадываться к тетеревам в тумане, как эта ищейка. Фыркая и сбивая пух с мокрого носа, она все утро будет ходить вокруг тока, пока не разгонит всех или не утащит бьющегося токовика в зубах.
И Старик осторожничал: он давно жил в этом лесу и знал больше, чем молодые тетерева. Он был отцом, дедом и прадедом многих тетеревов и тетерок, что жили с ним в одной стае, кормились и гнездились вокруг поляны. Однако это не мешало ему каждой новой весной быть первым «женихом» — запевалой, драчуном, хозяином поляны. Так уж велось в тетеревином роду, так было велено самой природой.
Туман уже слегка поредел, а тетерева все азартнее чуффыкали вдоль опушки, и Старик не стерпел — рискуя жизнью, приземлился прямо в середину поляны.