Он шагнул к столу и напился прямо из чайника.
— Семен! Пошли!..
— Еще темно.
— Все равно, пойдем. Утопим так утопим... Это не спанье.
Пока шли до катера, Стрежнев никак не мог отделаться от сна и вдруг понял: «Так, правильно! Надо не обоими тракторами тянуть, как вчера говорили, а одним... Другой пусть толкает. А то и на самом деле сдернешь только сани».
Эта догадка оказалась настолько простой, что Стрежнев удивился, как это вчера вечером она не пришла ему в голову.
Да, поднялись они рановато. На берегу было еще сумрачно, слегка туманно и очень тепло. Серединой реки спокойно, будто в масле, скользило мелкое крошево льда: видимо, где-то вверху был затор, лед держало.
Прошла вверх груженая волжская самоходка. Потом из-за поворота снизу показался целый караван катеров.
— Семка, наши! Гляди — из затона, — обрадовался Стрежнев, толкнул Семена в плечо.
Первым шел озерник. Семен приподнял край шапки, чтобы лучше видеть. Гладким свободным стрежнем катера шли ходко.
— Они вольны теперь... — позавидовал Семен. — Скоро в Макарьеве будут. А тут вот сиди у этого — не кол, не весло. — И он кивнул на катер.
Глядя на приближающийся караван, Стрежнев тоже задумался: опять видел он весь фарватер вплоть до Макарьева, высокий монастырский берег, старые липы и березы, грачей, музыку, девчонок и молодых капитанов в бравых мичманках...
И накатило опять сожаление о прошлых веснах. Опять обуяла такая тоска, будто с головой накрыло прижимистой осенней волной. «Хоть бы попрощаться сплавать... Не дал. Э-эх, время-времечко... Всему, видно, свое...»
А караван был уже рядом.
— Семка, «пятерка»! Наш!.. Передом-то наш валит... Кто на нем?..
Стрежнев встал на осину, глаз не сводил с катера.
— Хоть бы из рубки показался, что ли, — с болью сказал он. — А ну-ко, сирену! Сигнал дай! Скорее!!
Семен заскочил на катер, включил сирену.
И на «пятерке» услышали, ответно завыли, потом распахнулась дверь, и показался Иван Карпов, снял с головы помятую шкиперку, стал широко махать.
Стрежнев сорвал свою шапку и замахал ему, обрадовался, что катер в надежных руках, у опытного капитана.
А мимо шли другие катера и тоже сигналили Стрежневу, и все махали с весенней легкостью. Вольно трепетали на мачтах новые флаги.
Прошли катера, утихло на реке, и как-то сиротливо, одиноко стало вокруг. Стрежнев не спеша закурил, все думал о своей «пятерке»: «Разве чета она этому! Катер килевой, с фальшбортом... одним словом — озерник! Не случайно он и ведет весь караван, и Карпов на нем — тоже не случайно... А ведь мне надо было, мне вести всех! Нет, все ж несправедливо!..» — не мог он простить начальнику.
На берег между тем сходились люди: пришли двое рабочих, мастер по такелажу. Два трактора грохотали куда-то гривой, наверное, тоже сюда.
Подошел главный инженер и с ним Горбов.
Стрежнев удивился, что столько людей заинтересованы в спуске, обрадовался. Но в то же время люднота эта его и стесняла. Он как-то терялся, а Горбов его злил. И Стрежнев побаивался, что сорвется, шуганет его с берега, и опять начнутся новые дрязги. «А зачем это мне: до пенсии остался всего какой-то месяц. Надо уходить хорошо, тихо. Ведь как бы там ни было, а вроде уж все поналадилось, катер готов, вот осталось только спустить и можно вести в затон, двигатель наладят и там, еще скорее. Главное — спустить. Вот что мне осталось: спустить...»
— Ну как, Николай Николаич, — подошел главный инженер, — свой перевоз у нас будет?
— Не знаю, Павел Андреич, — усомнился Стрежнев, — вот как движок... В затон, наверное, придется, ведь все разбито.
— Сделают, сделают, Павел Андреич! — подошел и бодро пообещал Горбов. — Эти ребята, знаете, — орлы!..
Стрежнев поморщился.
А Горбов вдруг кинулся к грохочущим тракторам, замахал им своей каракулевой шапкой, гнал их к воде.
Главный в это время был под днищем, проверял сварку. А рабочие по распоряжению Горбова уж тянули от тракторов к саням тросы.
«Что он делает?..» — не понимал, растерянно глядел Стрежнев. Он хотел крикнуть, но трактора все заглушили.
Кто-то дернул Стрежнева за рукав — он оглянулся: рядом стоял главный и, улыбаясь, показывал большой палец. «Во!» — сказал он губами и взглядом, кивнул на днище. Стрежнев понял, что он хвалит сварку, однако никак не ответил главному — ни улыбкой, ни жестом — все глядел растерянно на рабочих, которые подводили под сани тросы, на Горбова...
Заметив растерянность на лице Стрежнева, главный сообразил, в чем дело, нагнулся, прокричал ему на ухо:
— Действуй! Николай Николаич! Командуй, как думаешь. Мешать не будем!