— Не выходи, — предупредил девушку Алес. Дождавшись, когда отчаянно ругающаяся Флетчберг со стайкой кавалеров освободят мостовую, накинул капюшон и, словно тень, метнулся к месту возничего. О чём они говорили, Меральда не слышала — у таверны собралась шумная толпа горожан, с надеждой вглядывающаяся в тёмные окна дилижанса, большого и оттого очень многообещающего. Студентка надвинула шляпу на глаза, чтобы её, упаси туман, не разглядели. С намерением вернуться в кузов, профессору пришлось растолкать особенно любопытных граждан и наглых кромушников, почуявших флёр лёгкой наживы с другого конца площади. Экипаж дал круг почёта и нырнул в одну из восьми арок, настолько похожих, что совершенно непонятно, каким образом они тут ориентировались. Меральда не стала спрашивать, куда их везут, вместо этого она требовательно протянула свой синк профессору — он наконец-то сел рядом, а ей не терпелось показать записанные воспоминания настоящему профессионалу. Алес деловито защёлкнул тоненькую полоску из металлических звеньев и, выполнив причудливый жест фокусника, положил ладошку поверх её руки. На самом деле, прямой контакт был необязателен, достаточно поближе поднести браслет. Видимо, просто не смог упустить шанс лишний раз поддразнить студентку, щёки которой розовели даже от вполне целомудренных взглядов. То, над чем девушка корпела целую ночь, он просмотрел за минуту.
— Вырежь центральный кусок и продавай малышне под видом поездки на аттракционе. Что за муть? Аж голова закружилась, — Роз демонстративно потёр виски, затем снял синк и спрятал куда-то под плащ.
— Не знаю. Перенервничала, наверное, — ученица потупилась. Сквозь типичную насмешку она отчётливо уловила нотки разочарования. С другой стороны, ей больше нравилось быть расколотым орешком, чем идеальным нейроинтерфейсом.
— Не годится. Во-первых, суд не примет, если, конечно, не найдутся свидетели того, как ты кубарем каталась по библиотеке. А во-вторых, в записи нет ничего существенного.
— А ботинки? — неуверенно возразила Меральда. Не то чтобы она не доверяла герцогу, просто эти треклятые ботинки не давали ей покоя. Было что-то зловещее в том, как одинокий охотник крался по тёмным джунглям в окровавленной обуви. Но Алес поднял её на смех, потому как для охотников не существовало и ничего более естественного.
— Не унывай, орешек, — профессор закинул руки за голову и сладко потянулся. — Я знаю, с чего начать. Главное, чтобы достопочтенный лекарь Бравиати нашёл свободную минутку для старого друга. Что не так-то просто — знаешь, какие у него там очереди на аборты? — девушка в ответ только ахнула, совсем по-рыбьи выпучив глаза. А Роз в притворном сожалении стукнул себя по губам и скучающе протянул, — Ой, кажется, проболтался.
— Он что, работает на фармацию? — шёпотом спросила Меральда, когда к ней вернулся дар речи. Безусловно, деятельность генетиков приносила обществу неоценимую пользу, но их методы далеко не всегда отличались гуманностью. А сейчас студентка боялась фармации как никогда раньше: эйдетическая память легко пополнит список их интересов, стоит им только узнать о ней.
— Скорее наоборот, против них. Именно поэтому у нашего добросердечного лекаря столь плотный график и такое усталое лицо. Не знаю, спит ли он вообще?
— Но ведь это незаконно. Все эмбрионы принадлежат фармации, как и дети с критическим нарушением генома, — девушка старалась говорить тихо, сознание самостоятельно подкрутило звук, когда речь зашла о преступлениях.
— Формально — да, — согласился Алес, всё так же непринуждённо развалившись на сиденье. — Но кто на него настучит? Может быть, ты?
— Да кто угодно! — воскликнула Меральда, проигнорировав обидное предположение, — В конце концов, он проворачивает это прямо под носом у гарнизона.
— Как удачно, что гарнизон не видит дальше собственного носа, не правда ли? А горожане не переломят свою единственную соломинку. Я уже говорил о популярности инцестов в Мираже — увы и ах — но потрахаться с кузеном не так зазорно, как отдать нерождённое дитя на опыты. Другой уровень греха.
Место, куда они приехали, выглядело оазисом среди однотипных построек. Небольшой, но буйный сад, пестрел соцветиями гортензий и пушистыми колосьями астильбы — Меральда стала забывать, как выглядит мир за пределами этого монохромного города, а когда его наконец-то раскрасили, испытала восторг. Вездесущий мох облепил скамейки и камни, спрятал стволы низкорослых деревьев и причудливо украсил стены. Снаружи здание было покрыто светло-зелёной краской, частично вымытой из-за обилия дождей, но внутри цвет сохранился куда лучше — плотный, насыщенный и действительно умиротворяющий.