Выбрать главу

В ту же секунду боль пронзила позвоночник Ада и подкосила его ноги, вынуждая рухнуть на колени и выпрямиться, высоко вздернув голову и открывая шею ля удара. Синдбад не видел ни отца и дядю, со всей силы бьющих в отрезавшую их огненную стену, ни застывшую с немым криком на губах Конду, ни раз за разом кидающуюся в синее пламя маму. Он видел только мелькнувшее сбоку обнажённое лезвие длиннее двух метров. Слышал, как свистит воздух при замахе. И отчетливее, чем когда-либо, понимал, что на сей раз действительно все…

Глава 20

Они неслись к тронному залу быстрее, чем аристократы за грамотой о повышении титула с прилагающейся дарственной на землю. Причем мчались на одном уровне: Гвейн — по до блеска отполированному паркету, а полу-обратившийся Эзраэль — на "крыльях смерти" прямо над ним. Лестница — взмах руки чернокнижника обращает ступени в покатый склон, по которому он скатывается, как по горке. Слуги — дикий демонический вой распугивает всех с дороги. Вынесли двери и ворвались они на место действия они, соответственно, вместе, вот только по инерции пролетели вперед, и Инквизиторский огонь рикошетом отбросил обоих. Гвейну повезло меньше — он приложился о дверной косяк, а потом и об пол, Рай же умудрился приземлиться на согнутые ноги. Демоническое сознание тут же выдало, что сплошные голубые языки пламени впереди — Огонь Изначальный, порожденный либо высшим демоном, либо тысячелетним драконом. Не пробивается ни одним человеческим заклинанием, из людей преодолеть может только чернокнижник с тотемом, прикрывшись щитом высшего порядка и запитав его всем резервом. Он как демон мог пересечь полыхающую границу, если полностью спустит с поводка адскую сущность. А Синдбад за огненной стеной вдруг упал на колени, и на весь дворец прогремел страшный приговор:

— Этот человек виновен в убийстве своего брата! — возвестил на весь зал Инквизитор. — Это был не честный поединок, а подлый удар в спину, в то время как Гвейн пытался помочь брату. Синдбад, сын великого короля Веридора Кандора Х Жестокого, за свое преступление ты достоин смерти! И да свершится суд Богов!

Сверкнуло обнаженное лезвие легендарного Палача, начав отсчет последним секундам жизни Ада. Рай уже собирался отпустить контроль, чтобы перекинуться до конца… И тут кинжал — артефакт отбора Истинного Наследника снова раскалился до красна. На миг у Одержимого все потемнело перед глазами от боли, а затем в сознание один за другим стали пробиваться смутные образы: Ад с Кондой держатся за руки; брат улыбается ей, и она тоже сияет от счастья, встретившись с ним взглядом; Ад напоказ перед святыми отцами из посольства Отче усаживает Конду на стол, распустил шнуровку ворота на её сорочке и забирается рукой под подол платья, а она выгибается навстречу его рукам, с предвкушением закусив нижнюю губу; Брат зажимает сестру в темной нише и, лихорадочно целуя, рвет крючки на корсаже, запускает одну руку под дорогую ткань, а второй задирает юбку, а его девочка стонет от чужих ласк, снова по привычке до крови закусывает губу, откидывает назад растрепавшиеся, пахнущие лилиями и страстью волосы, обнажая тонкую шею с бьющейся жилкой… Рай остановился. Человек, конечно, в первой мгновение был ошарашен увиденным, но потом осознал, что это всего лишь наваждение, и снова воззвал к демону. Но демон являть себя миру не хотел, и даже доводы здравого смысла, что последнюю сцену он в жизни не видел, не переубедили рогатого. Да, не видел, но зато предыдущие две — вполне. Сын Хаоса не понимал, как человек может быть настолько слепым и не осознавать, что брат имеет в отношении его Конни вполне определенные намерения. И отговорка у человека какая глупая! Что они, мол, брат и сестра, к тому же Ад его друг. Как будто это что-то доказывает, а последнее было бы смешно, если б не было так грустно. Неужели так трудно посмотреть правде в глаза и увидеть, что Синдбад был готов убить Гвейна, которого тоже называл и любимым братом, и дорогим другом. Так какова же цена братской любви и дружбы бастарда? Грош цена, причем ломанный!

***

Голова трещала, как после той памятной гулянки в Праздник весны, когда ему с ребятами, по словам отца, удалось за ночь споить пол столицы и всех "черных колпаков" в придачу. Но тем не менее Гвейн нашел в себе силы вновь принять вертикальное положение. Ну и штука этот огонь! Драконий, по любому! И что делать? Молодой человек не был уверен, что сможет пройти через огненный заслон. Конечно, он был чернокнижник, но тотем уже семь лет был от него отвязан. Откликнется ли Мрак на его зов? Поделится ли силой? Если нет, огонь воспримет его щит как разрушительную магию, пусть и недостаточно мощную, и за долю секунды сожрет его.

Подняв голову, Гвейн увидел, как высокая черная фигура Инквизитора заносит невероятно длинный двуручный меч над головой Ада. И нет времени даже щит сплести! Тут чернокнижник почувствовал, как вмиг нагрелся кинжал с янтарем, все это время висящий у него на поясе. Казалось бы, от страшного ожога впору с ног валиться, но боль дала подсказку Гвейну. Точно! Кинжал!

Миг — и артефакт летит, пересекая огненную стену, прямо в Инквизитора. Легендарный Палач вздрагивает и опускает карающий меч мимо шеи приговоренного, чтобы схватить кинжал у самой груди. Нет, артефакт не убил бы его, но, так как был весьма мощным, сулил немало преотвратительных неприятностей со здоровьем и длительный реабилитационный период. Всего несколько секунд прошло, пока Инквизитор ловил "подарочек", обводил глазами зал, словно ища "дарителя", но не в силах что либо разобрать за собственным голубым пламенем, поворачивался обратно Аду и повторно заносил двуручник, но этих крох времени хватило Гвейну, чтобы кинуть зов Мраку, молниеносно сплести щит, выхватить меч из ножен почему-то застывшего истуканом Эзраэля и с нечеловеческой скоростью ринуться в самое пекло. Ну, сейчас или никогда!

Клинок Инквизитора, со свистом рассекая воздух, привычно полетел вниз, чтобы одним махом отсечь голову… и натолкнулся на другой меч!

Целый и невредимый Гвейн одним выпадом выбил двуручник из рук не ожидавшего такого маневра и отступившего на два шага Палача и, встав между ним и Адом, направил на него свое оружие.

— Я так понимаю, вы тут судите моего брата за мое убийство, — недобро оскалился чернокнижник, и Нарцисс даже сквозь морок, до сих пор овевающий молодого человека, узнал фирменную "ласковую" улыбочку Джанго. — Как видите, я не только жив, но даже не ранен. Уверяю, у меня даже не болит голова, — ну, тут Гвейн, конечно, слукавил, но не Ад же приложил его головой об пол! — Так не изволите ли объяснить, за что вы намереваетесь казнить Синдбада?

— Великий Артефакт Истины показал мне, что твой брат вонзил тебе в спину кинжал, пока ты нес его в замок, чтобы ему оказали помощь. Или ты берешься утверждать, что предательство — это не преступление?

— Я берусь утверждать, что раз я жив, значит, Синдбада судить не за что, — ледяным голосом отвечал Гвейн. — Отпустите его, и мы сами разберемся. Можете быть уверены, наш отец не закроет глаза на случившееся, но мы разрешим эту ситуацию в семейном кругу.

— Похоже ты не понимаешь, с кем говоришь, мальчишка! — прошипел Нарцисс, презрительно скривившись от того, что этот неугомонный кандидат в мертвяки и не думал не то что отступить, но даже опустить меч.

— О, напротив! Я имею честь дерзить Великому Инквизитору. Знаете, не узнавать легендарного Палача порой опасно для жизни.

— Ты, я смотрю, свою совсем не ценишь. Отойди, и я сделаю вид, что не понял, кто метнул в меня кинжал — артефакт, и забуду, что ты помешал мне до конца исполнить свою службу.

— Я отойду, но только вместе с братом, — отчеканил Гвейн, не дрогнув даже когда глаза Инквизитора вспыхнули вдвое ярче от бешенства.

— Я не отзову свой приговор, — глухо проговорил дракон, уже зная, что за этим последует.

— В таком случае за мной Право Защитника, — отвечал на это чернокнижник, а затем громко произнес ритуальную фразу. — Я, лорд Гвейн, граф Ле Грант, сын великого короля Веридора Кандора Х Жестокого и леди Марианы, урожденной графонессы Ле Грант, вызываю на бой Великого Инквизитора и выступаю Защитником своего единокровного брата, Синдбада, сына великого короля Веридора Кандора Х Жестокого. За свое поражение я приму смерть. За свою победу я потребую жизнь себе и брату.