Далее взгляд Кандиды упал на червового короля, и сердце беспокойно трепыхнулось. Рай… Самый простой и в то же время самый сложный выбор. Казалось бы, она придумала самый логичный выход из положения, в конце концов самой ей не справиться с Жестоким королём, а значит, кто-то должен принести ей победу. А то, что придётся воспользоваться уязвимым местом Одержимого принца… Так а что в этом особенного? Если она откажется от задуманного, велика вероятность, что Эзраэль победит, а в таком случае можно прямо сейчас спуститься к нему, привести в чувство и объявить: «Я твоя!» Конда не обманывалась насчёт брата, стоит Богам признать его Истинным Наследником, даже королю будет трудно противостоять ему и, как следствие, она в ближайшем будущем окажется с ним в храме или в сразу в постели. Глубоко в душе очень хотелось верить, что Рай хотя бы для вида спросит ее согласие. Но даже слабую надежду душило осознание того, что демоническая натура сметёт все в стремлении получить желаемое. Разве не замыслил Одержимый принц дворцовый переворот, когда отец запретил ему даже думать о сестре. Демон, да и никто, не сможет неволить королеву, отчасти поэтому она и приняла окончательное решение побелить на этом отборе. Так тому и быть, принц Эзраэль будет столь любезен и беззащитен перед ментальной магией, что завоюет для неё корону.
Ну, и последний король. Тот, с кем она не знала, что делать. Чёрный, пиковый, самый непредсказуемый и неподкупный… Лихой.
— На жениха гадаешь? — раздался у самого ее уха знакомый, чуть хрипловатый голос легендарного разбойника, про которого шептался весь Веридор, что он обуздал саму смерть. Сколько раз Лихой обманул свою судьбу? Поговаривали, что таинственная предсказательница и сестра Великого султана Порсула Мариана-эфенди предсказала, что виною смерти непобедимого атамана станет любовь, и жизнь ему оборвёт рука кого-то из Веридорских.
— Нет, — покачала головой принцесса, вставая из-за стола и привычно ластясь к его руке. Никто не знал, что три года назад, в день ее семнадцатилетия, Лихой забрался к ней в полночь и подарил свой подарок — ее первый «взрослый» поцелуй. Когда же она попыталась вырваться из его крепких объятий и возмутилась, что он целуется со своей сестрой, как с любовницей, он на ушко поведал ей «страшную тайну». Несколько лет назад, узнав от матери, кто его отец, мальчишка-Изменчивый забрался во дворец и отыскал в покоях Жестокого короля его дневник, где и прочитал о том, что она, Конда, на самом деле дочка маршала Веридора без имени, но с прозвищем Скоморох. Лихой отвёл ее на его могилу, показал живой портрет в «Сильных мира сего», на который она была невероятно похожа. Сколько смешанных чувств от горечи до счастья выплеснулась тогда вместе со слезами. А он все это время был рядом и нашептывал, что если бы у Кандора Х была родная дочь, он не любил бы не сильнее чем Кандиду, потому что это невозможно. Никто, кроме Лолы, не знал, что Лихой, стоит ему появиться в Веридоре, ходит к ней. Каждый раз он целовал ее и прижимал к себе так естественно, словно она уже была его женой. Однажды она спросила у Лихого, любит ли он ее, на что атаман криво улыбнулся и, словно извиняясь, признался, что да, любит, только не так, как в романах, а «по-западному». Только спустя несколько месяцев Конда поняла, что это значит. Западники не признавали чувств и браков, мужчины не чурались брать силой женщин, те же отдавались нескольким за день, и никто даже не помышлял о нравственности. Все правильно, Запад — вотчина Лихого, он живет, как принято там. И его прямое признание в «западной любви» прямо намекало на то, чего он хочет от неё.
— О чем же ещё юная принцесса может думать на предрассветной заре? — широкие грубоватые руки привычно скользнули ей на талию, огладили спину. — О, Ваше Высочество, что я вижу? Вы не надели корсет… Предвидели мое появление и решили избавить меня от пытки распутывания шнуровки?
Он любил словами вызывать румянец у неё на щеках, но никогда дальше поцелуев не заходил. Вот и сейчас, как и в прошлые его визиты, Конда с замиранием сердца ждала от него более смелой ласки, всякий раз после его ухода гадая, что же его останавливает. Он мог ночи напролёт, устроившись в кровати рядом с ней, играться с ее распущенными локонами, ощупывать взглядом тонкую шею и нежные груди, прикрытые ночной рубашкой и, словно невзначай приподняв подол, едва ощутимо поглаживать лодыжки и колени. И Кандида поверила бы, что ему не хочется большего, если бы не легкие судороги, то и дело пробегающие по его телу, и порой учащающееся дыхание.
Лихой притянул ее к своей груди, и Конда почувствовала, как неистово бьется его сердце, словно пытается пробить клетку рёбер и вырваться от своего хозяина к… тоже хозяйке?
Повинуясь стихийному порыву, девушка прижала ладонь к тому месту, куда приходились эти яростные толчки.
— Оно безумное, — проговорил Лихой, и Конда, хоть и не видела его лица, была уверена, что он усмехается. — Только люди с долей безумия способны на безумные чувства, такие как любовь. А безумства мне не занимать…
— А любви? — неожиданно для самой себя выпалила Конда.
— Как оказалось, и ее. Я пришёл к тебе, чтобы признаться. Помнишь, однажды я сказал тебе, что мне чужда любовь, которую так любят воспевать в романах и серенадах. Что ж, должен признать, я не принц, хотя мой отец — король. Я не благородный рыцарь, меня даже не назвать просто хорошим человеком. Признаться, я и сам до недавнего времени не знал, что способен так любить… Но во время последнего шторма, когда мне пришлось двадцать часов плыть к Веридорскому берегу, я заставлял себя бороться и не пойти ко дну, только благодаря мыслям о тебе. Я пережил шторм и выжил, потому что плыл к тебе. Лет пять назад я думал, что в моем сердце больше не проснётся любовь, но потом… Я не знаю, что случилось потом. Но если сейчас часы отсчитывают последние, что я встречу в Веридоре, то я хочу провести его с тобой.
— Ты куда-то уезжаешь?
— Да, снова в Порсул. Снова во власть негостеприимных волн, жадных до людских и корабельных тел. Я еду с Гвейном на поиски его единственной. Ты же распутала его ментальные сети?
— Да, у меня получилось… Лихой, а почему туда? И разве единственная Гвейна — не Лола?
— Я не могу рассказать тебе всю правду, — неожиданно тяжело вздохнул атаман и вдруг прижался лбом к ее лбу, в упор глядя своими чернеющими глаза прямо в ее болотно-карие. — Об одном прошу — верь мне. Клянусь, я помогу нашему брату и исправлю все, что натворил.
— Я верю в тебя, — искренне отвечала Конда и впервые сама потянулась за поцелуем.
Они никогда не целовались так долго. Лихой любил срывать поцелуи быстрые, горячие и неожиданные, старательно игнорируя романтичные и чувственные. Сейчас же он как будто решил за раз наверстать все упущенное. Отстранился он от неё только когда восходный луч прорезал тот миллиметр воздуха, что разделял их.
— Мне пора. Возьми его, — атаман выхватил из голенища сапога кинжал и протянул возлюбленной. — Эзраэль втянул им Дыхание Смерти семь лет назад. Пусть он будет у тебя. Знай, он поразит любого, кто бы ни покушался на тебя, и не спасёт ни одна защита в мире… Я должен тебе признаться… Алис не могла совершить то покушение, потому что Дыхание Смерти по силам только Проклятийникам и сильнейшим магам Смерти. Она не обладала нужным Даром, просто так совпало с той книгой. А потом она призналась в «совершенном» преступлении, чтобы прикрыть… меня.
— Тебя?! — неверяще воскликнула принцесса.
— Да, меня. Я узнал, что Одержимый приходил к отцу, чтобы заявить на тебя свои права. Тогда я, конечно, смотрел на тебя не как на женщину, но, стоило представить, как этот чертов демон пускает слюну от похоти на тебя, пятнадцатилетнюю девчушку, ярость взяла меня. Дикая ярость! Я хотел убить его, а потом оправдаться тем, что, так как я Изменчивый, у меня не может быть других Даров.