Лично для меня, все эти нерабочие артефакты и драгоценные камни не являлись какой-то особой ценностью. Продать их внутри анклава было попросту невозможно, а носить подобные побрякушки на себе мне было попросту некуда и не для кого. Любимым мужчиной я так и не обзавелась – слишком местные проигрывали в сравнении с отцом, которого я подсознательно воспринимала как эталон. А связывать свою судьбу с тем, до кого мне не было дела, просто чтобы быть как все, мне совершенно не хотелось.
В анклаве подобные «артефакты» имелись почти у всех женщин, но использовались в основном как простые украшения. Многое из случайно найденного просто не поддавалось ремонту. Особенно силами тех немногочисленных магов, что имелись в распоряжении анклава. Да и их назначение оставалось во многом не до конца ясным или не слишком полезным. Мечта о побеге и новой жизни в человеческом государстве или королевстве оборотней была самой большой нашей с отцом тайной. Для окружающих я хоть и была полукровкой, но мои старания стать лучшей в группе не прошли даром. Да и мои способности к магии разума, развитые постоянными тренировками, позволяли нашей группе мечниц возвращаться из очередного патрулирования территории с минимальными потерями.
Внешне же я даже больше походила на портреты первых измененных, хранившиеся у жриц Праматери, чем те мои погодки, в чьих жилах не было примеси человеческой крови. И это бесило моих сверстников ещё больше. Эти постоянные нападки сверстников быстро лишили меня иллюзий относительно возможности дружбы и любви ко мне окружающих.
Мне повезло лишь в одном – до двенадцати лет – момента второй инициации дара и моего первого совершеннолетия меня воспитывал магически одаренный отец со схожим даром. Именно ему я была обязана тем, что смогла выдержать давление завистников и окончательно не озлобиться, а также овладела собственным даром ментальной магии. Именно он пристрастил меня к чтению, обучив языку древних, на котором было написано большинство имевшихся в хранилище книг.
Чтение в анклаве считалось уделом слабых телом мальчишек, и я старалась не афишировать этих своих пристрастий. Тем более что лет с двенадцати стала активно и довольно успешно обучаться бою на мечах у личного наставника. Это уже потом, поселившись в отдельной комнате, я смогла не прятать интересные мне книги от случайных взглядов сверстниц. Как и многим девочкам моего возраста, мне тогда хотелось добиться авторитета и заработать уважение окружающих. Вот только дар – способность читать мысли и эмоции живущих вокруг меня разумных этому серьезно мешали.
Первым, чему я научилась у отца в плане магии разума, стало искусство отгораживаться от всего, что меня окружало прочными ментальными щитами. Но слишком долгое их использование было вредно для нормального развития дара, и я была вынуждена вновь окунаться в мысли окружавших меня существ. Только к моменту достижения второй инициации я смогла понять, что дар может приносить мне ощутимую пользу.
Моя мать – довольно способная мечница из отрядов патруля, чьим случайным «трофеем» и стал мой одаренный отец, вовсе не была в восторге от моего появления на свет. Сложная беременность помешала ей занять пост старшей по патрулю и на долгие три года лишила возможности строить военную карьеру. Лет до пяти, пока у меня не проявились способности, я сполна ощущала это её глухое недовольство самим моим существованием на себе. Потом она про меня просто забыла.