Атто попросил Камиллу взять его с собой, и она только что зашла за ним. Аббат уже хотел попрощаться со мной, однако я стал отчаянно жестикулировать, выражая свой протест: как я мог не пойти попрощаться с императором, при смерти которого присутствовал? Я встал с постели, увернулся от заботливых рук Камиллы, надел свои лучшие одежды и, несмотря на предостережения, присоединился к ним.
Пока мы ждали на улице, чтобы Камилла подогнала карету (она не хотела, чтобы мы шли пешком), Атто опередил мой вопрос, который я хотел задать ему и который он, очевидно, прочел в моих глазах:
– Нет, я совершенно не рискую, приходя туда. План этих проклятых удался, император мертв. А после совершения государственного преступления убийцы и их заказчики обычно исчезают без следа. Некоторые уезжают, как Евгений, другие остаются, но прячутся, чтобы контролировать ситуацию, но в целом они придерживаются правила: два-четыре дня ничего не предпринимать. Они увидят, что мы несем почетный караул у гроба, но не станут вмешиваться. Они знают, что теперь мы ничего не можем сделать.
В освещенном множеством свечей рыцарском зале перед катафалком несли почетный караул стрелки лейб-гвардии и телохранители. Гроб стоял на возвышении, к которому вели три ступени, был украшен червленым золотом ручной работы, над ним красовался балдахин из черного бархата с шелковыми кисточками.
Его императорское величество выглядел безупречно. Тело лежало на том самом месте, где Иосиф много раз принимал посетителей и послов, где за свою короткую жизнь председательствовал на множестве собраний и церемоний. Одежда и плащ были из черного шелка, с кружевом такого же цвета; на голове – светло-рыжий парик и черная шляпа; шпага на боку и маленький герб с Золотым руном на шее. Гроб, в котором он лежал, был обит темно-красным бархатом и тоже украшен золотой вышивкой; голова покоилась на двух подушках. Бальзамировщики постарались на славу. Меня удивило отсутствие оспинок на лице – результат мумифицирования или же признак насильственной смерти?
Перед императором висело большое серебряное распятие, рядом стояла чаша со святой водой. Справа были выставлены императорские регалии: корона, скипетр и Золотое руно на позолоченной подушке; по левую руку – короны Венгрии и Богемии. Рядом, прикрытые черной тафтой, стояли серебряный котелок и кубок. Согласно обычаям дома Габсбургов в одном из них лежали сердце и язык Иосифа, во втором – мозг, глаза и внутренности. На двух обтянутых черным скамеечках для коленопреклонения сидели придворный капеллан и четверо босоногих августинцев, бормотавших полагающиеся молитвы.
А потом я снова увидел издалека их всех: кастрата Гаэтано Орсини (еще со следами синяков), Ландину, сопранистку и супругу игравшего на теорбе Франческо Конти, и остальных. Я не показывался – как я мог приветствовать их без голоса? Я наблюдал за ними: лица осунувшиеся, взгляды отсутствующие. Им приходилось прощаться со «Святым Алексием»; постановка в честь нунция была отменена. Что станет с ними – теперь, когда любимый всеми Иосиф мертв, теперь, когда их молодого покровителя нет в живых?
Оставит ли их его брат Карл, который прибудет из Барселоны, чтобы сесть на опустевший императорский трон, или выгонит всех?
К нам подошел Винсент Росси, обменялся с Камиллой жестами утешения, и пока хормейстер приступала к руководству певцами, он указал нам место в уголке, где мы могли пробыть до конца представления. Я знал пятидесятый псалом и мысленно повторял слова:
И так случилось, что общее горе стало одним целым с пустотой, царившей во мне. Страдание подданных императора было во мне, пронзило мое тело, и я стал искрой из боли, которую унес с собой ветер, вместе с этим молитвенным пением. Мои мысли снова смягчились. Пока вокруг меня воздух содрогался от сдавленных рыданий, я оставался спокойным и задумчивым. Равнодушие горя фокусировало каждое событие, которое я рассекал, подобно умелому хирургу, скальпелем острых мыслей.
Стоя рядом с Атто, сидевшим на неудобном, обитом бархатом стуле, я опять задумался, меряя настоящее локтем прошлого.
В сентябре 1683 года, когда мы познакомились, аббат Мелани прибыл в Рим, чтобы выполнить тайную миссию, порученную ему королем Франции. Впрочем, ему пришлось самому наводить справки, чтобы выяснить истинную природу того поручения.
Когда мы снова встретились в июле 1700 года, Атто тоже приехал в Рим и был необъяснимым образом ранен ножом в руку. Он провел расследование, чтобы понять, кто ему угрожает, однако на самом деле он и тогда выполнял тайную миссию для своего короля и с самого начала знал, какие шаги следует предпринять: подделать завещание, воспользоваться помощью своей подруги-интриганки Марии Манчини, развязать фиктивную ссору с кардиналом Альбани, будущим папой, и так далее, всегда со свойственной ему дьявольской ловкостью.