Бесчисленное множество раз, проходя мимо Хофбурга, зимней резиденции их императорского величества, я поражался исключительной скромности и простоте здания. Не лучше были и три летние резиденции: Фаворита, Лаксенбург и Эберсдорф. Не говоря уже об охотничьем павильоне Шенбрунн, который стал походить на виллу только благодаря работам по расширению, заказанным Иосифом I.
Как часто я с удивлением замечал, что архитектура маленьких прелестных домов в итальянском стиле, принадлежавших аристократии, которыми можно было восхищаться в городе Иосифа – казино Строцци, дворец Шенборн или вилла «Траутсон», – сильно превосходила императорские резиденции! Возникало ощущение, что императоры выбрали строгость знаком своего величия и передали роскошь дворянству.
И тем не менее были времена, когда Габсбурги восхищались красотами Места Без Имени, когда император Максимилиан II создавал эту восточную сказку на тевтонской земле. Краткий сон, настолько краткий, что он не оказался удостоен даже имени; и его не стало.
Я с удивлением заметил обращенный на меня задумчивый взгляд Симониса. Не разгадал ли грек моих мыслей? Может быть, он знал ответы на мои вопросы?
– Господин мастер, мне нужно пописать и покакать. Срочно. Можно?
– Да, но не прямо здесь, передо мной, – разочарованно ответил я.
– Само собой разумеется, господин мастер.
7 часов: звонит Турецкий колокол, также именуемый Молитвенным
Когда Симонис удалился, занятый своими естественными потребностями, я услышал неподалеку церковный колокол, отвечавший Турецкому колоколу собора Святого Стефана, чтобы жители самых отдаленных предместий Вены тоже присоединялись к утренней молитве.
Какой бы случай ни обрек бы Место Без Имени на забвение до сегодняшнего дня, думал я, осеняя себя крестным знамением, их императорское величество Иосиф I не разделял воззрений своих предшественников и собирался восстановить комплекс в его былом блеске. Это поистине счастье, не только для Нойгебау, но и для меня и моей семьи, с довольной улыбкой сказал себе я, тут же обращая свои мысли в пылкую благодарственную молитву Всевышнему.
Когда вернулся грек, нас обнаружил Фрош. Смотритель приветствовал нас бурчанием, которое было лишь чуть более приветливым, чем его обычное мрачное faciès. Мы сообщили ему, что приступаем к работе, и я выразил желание начать с подсобных зданий, потому что если император действительно желает сделать это место пригодным для использования, то именно они понадобятся ему раньше замка.
Фрош велел нам следовать за ним, взяв с собой повозку с инструментами трубочиста, за которой немедленно отправился Симонис.
Держа руки над глазами козырьком, чтобы защититься от блеска меди, мы замедлили шаг перед этой столь же захватывающей, сколь и ослепительной игрой света, а повозка с инструментами со скрипом двигалась за нами. Из-за башен, кольца стен, окружавших сад, и из-за самого замка, угрожающе сминая утреннюю умиротворенность, послышался глухой львиный рык.
Мы повернули направо и пересекли подсобное здание, которое, как нам объяснили, некогда было домиком управляющего, или же, по-латыни maior domus. Этот маленький домик тоже находился в совершенно запущенном состоянии: через наполовину сорванные с петель окна виднелись сорняки, выросшие внутри крыша частично обвалилась.
Пройдя под аркой, мы оказались во дворе, через который прошли вчера. Слева я увидел дверцу, за ней скрывалась винтовая лестница. На заднем плане виднелись крыши зданий, расположенных в глубине двора.
Я снова задумался о необычной структуре этого комплекса, который со своими оградами, аллеями и садами, множеством совершенно отдельных, очень разных зданий почти напоминал маленький город. Это было нечто гораздо большее, чем просто вилла с парком.
Фрош проводил нас вниз по винтовой лестнице. Тут я заметил, что она проходит между еще двумя зданиями, расположенными на небольшом возвышении, как, собственно, и сам замок, и моему взору открылись окрестности. Из окон, выходивших с лестницы наружу, я наконец увидел обращенную на север заднюю часть Места Без Имени, милый итальянский садик. Небольшая аллея, проходившая посредине, вела к огромному прямоугольному пруду для разведения рыбы, по которому мирно плавали водоплавающие и болотные птицы. В этом саду не было ничего восточного, по другую сторону пруда даже виднелся тевтонский луг, радость для охотника, а еще дальше – северные леса, молчаливые зеленые соборы, пронизанные криками птиц, богатые дичью, грибами, смолой и пахучими мхами. И у самого горизонта виднелась Вена, величавая и неподвижная, с ее непобежденными стенами.