Выбрать главу

– Я ему что, тушеная говядина? – прошипела Стелла.

Джо фыркнул.

– …звезду нашего театра и кино, до мозга костей нашу – Стеллу Милтон!

Стелла грациозно встала, отчего тонкие паутинки, удерживавшие ее платье на шее, натянулись до предела, и прошествовала на подиум.

– Прежде чем вручить вам эту награду, дорогая Стелла, мы бы хотели показать несколько фрагментов кинолент, которые сделали вас такой знаменитой, – он попытался сострить, – причем подчас в скандальном смысле.

Пошла запись. Стелла старалась не смотреть на экран. Она и так знала, что это будет. И конечно, опять эта грудь в распахнутой кожаной куртке, которую так хорошо знает по плакатам мужская часть населения.

– Фильм, фрагмент которого мы сейчас видели, был снят – подумать только! – почти двадцать лет назад, – продолжал ведущий. – А теперь, дорогая Стелла, позвольте вручить вам приз «Миллениум» за большой вклад в развитие кинематографии. Вклад, который вы вносите самим вашим присутствием, вашей красотой и талантом. Благодарим вас, Стелла Милтон!

Дождавшись, пока стихнут аплодисменты, Стелла улыбнулась:

– Я-то думала, мне сегодня дадут именные часы за выслугу лет. Хотя не так уж я и стара, знаете ли. – Она посмотрела прямо в камеру. – Прошу меня извинить, ребята, я, кажется, немного собью вам эфирный график, но сегодня я намерена произнести речь.

Телевизионщики стали беспокойно переглядываться. Церемония шла в прямом эфире, и все было рассчитано по секундам. Случилось что-то явно незапланированное.

Стелла решила не обращать на них внимания.

– Я рада этой награде, потому что считаю свою карьеру в высшей степени удавшейся. Для того чтобы сделать такую карьеру, приходится, конечно, идти на жертвы. Но в моей жизни была одна жертва, которая касалась не только меня. Когда я только начинала свой путь в театре, я вдруг обнаружила, что беременна, и решила отдать своего ребенка в чужую семью. – Наступила полная тишина, вплоть до самых дальних столиков. – Я могла бы сказать, что сделала это во имя искусства или ради творчества, но на самом деле главной причиной был мой эгоизм. Я оказалась счастливей, чем заслужила. Мой сын нашел меня, и теперь у меня появился второй шанс.

Голос у нее дрогнул от волнения, и Стелла ухватилась рукой за микрофон.

– И сегодня я хочу от всего сердца попросить прощения у своего сына. Пусть он подойдет сюда, я хочу передать ему эту награду. Это Джозеф Мередит, чьего внимания я не заслужила.

Все взоры в зале разом устремились к Джо. Он понял, что надо идти на сцену. Неуверенной походкой Джо двинулся к подиуму, за ним неотступно следовал телеоператор, фиксируя каждое движение. Люди в зале принялись хлопать. К микрофону он подошел уже под гром аплодисментов.

Стелла вывела его на середину сцены и заговорила, поворачивая его лицом поочередно к каждой части зала:

– Мой замечательный сын, Джозеф Мередит. Джо, простишь ли ты меня когда-нибудь?

Даже режиссер прямого эфира, у которого из-за выходки Стеллы полетела вся сетка вещания, смотрел как завороженный.

– Да, чего у нее не отнимешь, так это театральности…

Все гости повскакали с мест и восторженно хлопали. Несмотря на обиду и злость, Молли тоже поддалась общему настроению. И только один человек в этом зале продолжал сидеть, словно не замечая всеобщего накала эмоций.

– Господи, Стелла, – проговорила Би себе под нос, утирая слезы негодования, – глупая девчонка! Ну почему ты непременно должна испытывать судьбу?

Глава 20

Со всех сторон огромного зала десятки людей, многие из которых ничуть не уступали ей в известности, протискивались к столику Стеллы и наперебой обнимали, целовали и поздравляли ее. Джо вдруг обнаружил себя в объятиях незнакомых людей, утирающих слезы умиления. Для всех он вдруг стал родным.

Одним из первых подскочил Боб Крамер.

– Блестяще, Стелла! Просто блестяще! Режиссер «Ночи» и тот всплакнул. Он прямо-таки жаждет тебя видеть! Поздравляю!

В разгар всеобщего возбуждения Молли заметила необычайную бледность Би, которая вдруг как-то постарела и осела. Ее словно покинула вся ее железная воля, и она казалась хрупкой и беззащитной.

– Идемте, Беатрис, – заботливо сказала Молли. – Мне кажется, нам пора. Переночуете у меня опять?

– Спасибо, детка, я уж лучше домой. В одиннадцать есть электричка, а там возьму такси. Жаль, Стелла мне не сказала, что она затевает.

– Вы считаете, она зря это сделала? Но почему?

Но Би умолкла.

– Позвольте мне хотя бы проводить вас до вокзала, – настаивала Молли. Она поискала глазами Джо, но он стоял в окружении восторженных звезд. Слава богу, он не выглядит безмятежно счастливым, растроганным – это да.

– Стелла нас переиграла, детка. – Би смотрела в ту же сторону. – Но она очень скоро может об этом пожалеть.

– Да как она смеет? – Пэт в гневе выключила телевизор, чтобы только не видеть обнимающихся Джо и Стеллу. Мысль о том, что это видели миллионы, включая ее знакомых и друзей, заставила Пэт застонать от боли и унижения. – Она же от него отказалась! Вышвырнула, чтобы не мешал ее карьере! Как это несправедливо! Как это чертовски несправедливо!

У Эндрю при звуке этого искаженного от боли голоса перевернулось сердце. Неужели он действительно совершил ошибку, когда помогал Молли искать эту женщину? Но кто же мог знать, что все так повернется?

– Дорогая, ему надо было ее найти. В этом Молли абсолютно права. При всей нашей любви Джо никогда не был счастлив. Его всегда что-то удручало. Может быть, то, что она объявила о своей любви всенародно, ему поможет.

– Ему ни в чем не надо помогать, у него и так все прекрасно. Ты начинаешь говорить как Молли. Для тебя она всегда была свет в окошке!

Эндрю попытался обнять жену. Пэт била дрожь. Платье на ней было какое-то бесформенное. В последнее время она раздалась и перестала за собой следить.

– Пэт, дорогая моя, я понимаю, как тебе тяжело, но ты несправедлива к Молли. Она любит Джо! Потому я и стал ей помогать. Она ведь хотела, чтобы Джо почувствовал, что он нужен своей родной матери.

– Конечно, теперь-то он ей точно понадобился! Смотри, как она радуется! – Пэт с трудом сдерживала рыдания. – Ох, Эндрю, у нее действительно есть что ему предложить! Она вплывает в его жизнь как белый лебедь, и все вмиг становится прекрасно. Все эти годы и пеленки, и ночные бодрствования у его постели, когда он болел, и экономия на всем ради него – все это теперь неважно. Мы для него больше не существуем.

– Ничего подобного! Джо хороший мальчик. Он скоро приедет. И тебя он любит, Пэт.

– Неужели? Скорее стыдится. Стелла Милтон небось во дворце живет. А на нас посмотри! Жалкая хибара! Мы с тобой за тридцать лет ничего не нажили!

– Так, может, начать наживать? – Эндрю подавил обиду на жену за то, что она так невысоко оценила жизнь, которую они строили вместе. Правда, он всегда был счастливее Пэт. Она вечно тянулась к несуществующей радуге. Может, это из-за ее бесплодия? Его мучила совесть, что он так и не смог подарить Пэт собственного ребенка.

– Подумай, каково сейчас Молли, – сказал он.

Пэт ожесточилась. Ее некогда симпатичное лицо приобрело выражение мегеры.

– Молли получила то, что хотела.

– Пэт, любимая, – Эндрю был почти в отчаянии от того, что все складывалось не так, как он надеялся, – постарайся проявить чуточку понимания. Молли любит Джо ничуть не меньше, чем ты.

– Правда? Тогда у нее своеобразный способ проявлять свою любовь. – Пэт взбила диванные подушки, как делала каждый вечер на протяжении тридцати лет. – Знаешь, никогда мне не нравился этот диван!

Эндрю хотел было сказать: «Ну, так купи другой!» – но осекся. Не диван причиной ее горя. Новая мягкая мебель тут не поможет.

В пабе Нижнего Дичвелла сегодня было столпотворение. То есть вместо обычных трех посетителей там сидело аж десять. Обычно по субботам народ собирался в пивной ближе к ночи. Двери паба стояли нараспашку, но люди все равно предпочитали захватить как можно больше солнышка и свежего воздуха на исходе лета. Вот настанет осень, и жизнь в заведении вновь забьет ключом. До самой весны здесь будет висеть густой табачный дым, а горячий пунш приманит целые толпы, как какой-нибудь языческий праздник.