Он обещал, что найдет себе заместителя, который будет руководить агентством, и тогда будет совершенно безразлично, где они будут жить. Тогда он мог бы контролировать работу агентства, приезжая в Оттаву несколько раз в неделю. Но Густав прекрасно понимал, что не сможет жить без работы. Она была для него всем — наркотиком, семьей, родным домом. Он совершенно упустил из виду то, что у его жены тоже были какие-то свои запросы и интересы.
Телефон, стоящий на ночном столике, немилосердно затрезвонил.
— Мистер Батергейм? Миссис Батергейм ожидает вас в холле.
Густав так растерялся, что даже не сразу сообразил, что сказать. Он уже потерял надежду на то, что Патриция свяжется с ним, ведь Марион ничего ему не обещала. Весь день он так и порывался зайти в антикварный магазин и посмотреть, там ли Патриция, не старается ли она намеренно избежать встречи с ним. Когда он хотел добиться чего-то, не в его правилах было отступать перед такими препятствиями. Но слишком многое было поставлено на карту.
— Скажите ей, что я сейчас спущусь.
Пока Густав спускался по ступенькам, обитым толстым ковром, который заглушал шаги, он поправил галстук, проверил, чисто ли он выбрит, и подумал про себя, что то, что Патриция до сих пор носит его имя, является совсем неплохим знаком. Она ведь давно могла взять себе свою девичью фамилию, хоть они и не разведены официально.
Он не мог не отметить той радости, которая охватила его при виде знакомой хрупкой фигурки, сидящей на огромном кремовом диване в холле. На Патриции были светлые джинсы и простая белая рубашка, а на коленях лежал свернутый пиджак. Она выглядела такой свежей и хорошенькой, что он невольно позавидовал ей.
Когда он подошел к ней, Патриция встала, и знакомый запах окутал его, навевая приятные воспоминания, заставившие его покраснеть.
— Я получила твою записку. К сожалению, у меня мало времени — я помогаю тете проводить инвентаризацию. Что случилось, Густав? Неужели это так срочно, что ты не мог поговорить со мной по телефону?
— Я понял, что мне не нужен развод, — наконец проговорил Густав.
— Что?
Огромные зеленые глаза Патриции недоверчиво смотрели на него, не мигая.
— Но чего ты тогда хочешь?
— Я хочу… Патриция, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Я хочу, чтобы мы попробовали все, начать сначала…
3
Патриция не могла поверить своим ушам. Пока она шла к гостинице, она с трудом пыталась унять разыгравшиеся нервы. Она призналась себе, что была очень рада снова увидеть Густава. Их неожиданная встреча в музее всколыхнула в ней так много воспоминаний и надежд, которые, честно говоря, нужно было похоронить уже давно. И сейчас она смотрела в его синие глаза, гипнотизирующие ее словно кролика, и пыталась напомнить себе, что после всего того, что было между ними, она должна испытывать только одно чувство к нему — враждебность.
— Это что, неудачная шутка? Если это так, то я не большая любительница такого рода юмора. Всего несколько дней назад ты говорил мне, что собираешься жениться и хочешь развестись со мной, а сегодня… Я что-то никак не пойму, что происходит, Густав?
Густав про себя подумал, что не стоит торопиться. Если он станет слишком давить на Патрицию, он наверняка отпугнет ее. Когда он увидел ее, сидящую в холле, он с облегчением понял, что поступает правильно. Как вообще он мог так долго прожить без нее? Скорее не прожить, а просуществовать. Как он осмелился думать о женитьбе на Эстер? Видимо, у него было какое-то временное помутнение сознания. И что в этой француженке было такого особенного, что привлекло его? Конечно, Эстер красива, но даже в постели она не теряла осторожности. Во время любовных игр она никогда не забывала о состоянии своей прически и макияжа. К тому же она не отличалась особым темпераментом. Так почему же он был с ней так долго?
Один только взгляд на Патрицию напоминал ему о том, какой неудержимой была его жена в любовных играх, загадочным образом сочетая в себе удивительную нежность и огонь страсти.
— Это вовсе не шутка, Патриция, поверь мне. Я расстался с Эстер.
Укол ревности пронзил сердце Патриции. До того как Густав назвал имя своей бывшей подружки, она для Патриции не существовала. Обретя же имя, эта женщина приобрела плоть и кровь, стала живой и реальной, и от этого Патриции было еще больнее.
— И сразу же прибежал ко мне? Что, во время бури любая гавань хороша?