«Хотелось бы, чтобы ты в самом деле ничего не помнил, малыш!» — проговорила про себя Фатима и задержала вздох. Потом, стараясь казаться веселой, она сказала:
— Давай посоревнуемся — я съем кусочек, а потом ты. Посмотрим — кто больше скушает!
Она шла на всякие ухищрения ради того, чтобы покормить его, но он молчал. И когда пришел доктор, она первым делом сказала:
— Он почти ничего не ест. В лучшем случае, проглотит несколько ломтиков картофеля, но наотрез отказывается от мяса.
— Он должен есть! — сказал доктор. — Потому что принял много антибиотиков. Постарайтесь уговорить его!
Фатима сказала:
— Думаю, он все помнит. Его мучают ужасы, он не может находиться один в палате. Он привязался ко мне, и я не могу надолго оставлять его. Мне кажется, что его взгляд отражает гнетущее чувство одиночества. Иногда я чувствую, что он просто ищет среди людей знакомое лицо, а порой мне кажется, что ему не терпится сказать мне: «Хочу к маме» — как это делают все дети! — и я теряюсь, когда думаю о том, как правильнее ответить ему. Но он все время молчит, и ни о чем не спрашивает.
Халиль не обращал внимания на разговор Фатимы с врачом, не потому, что они тихо говорили, а потому, что он уже не обращал внимания на разговоры. Может быть потому, что все слова стали для него просто символами, которые не обладают никакой значимостью, раз они не в состоянии изменить или хотя бы объяснить то, что произошло.
Однажды вечером он внимательно всматривался в окно, освещенное заходом солнца. И вдруг он проговорил:
— Небеса испачканы пятнами крови.
Фатима вздрогнула. Потом она взглянула в окно и сказала:
— Это не кровь, Халиль! Кровь не попадает на небеса! Только души могут воспарять к небесам.
— Значит, души попали туда, истекающие кровью, — убежденно ответил мальчик.
Тетушке Джамиле тоже чудом удалось уцелеть. Она потеряла сознание, и солдаты подумали, что она мертва. Ее детей и мужа на ее глазах выстроили в ряд у стены и расстреляли.
На пятый день после бойни одна из медсестер проходила по двору госпиталя и увидела, что тетушка Джамиля сидит на одном и том же месте, постоянно раскачиваясь. Медсестра подошла к ней и спросила:
— Почему вы постоянно раскачиваетесь, госпожа Джамиля?
— Это отвлекает меня от раздумии о том, что произошло, — ответила Джамиля и, смотря в пустоту, добавила: — Я хотела бежать до них, но ноги не давали, я упала.
— Даже если бы вы еще застали своих в живых, что бы вы смогли сделать для них? Ничего! Вас непременно убили бы вместе с ними, — сказала медсестра.
— Лучше бы они так и сделали.
— Может быть, если вы займетесь делом, это отвлечет вас от раздумий.
— Но я не в силах заниматься никакой работой.
— Почему?
— Потому что я задыхаюсь… разве вы не чувствуете всюду запах смерти?
Тетушка согласилась подняться со своего места только тогда, когда узнала о том, что Халиль спасся и лечится в другой больнице.
— Кто бы мог поверить, Халиль, что тебя вытащат из сердца смерти и спасут? — причитала Джамиля над племянником, разговаривая, как бы сама с собой, но не сводя при этом с него глаз. Потом она замолчала, и, не переставая пристально смотреть в его лицо, раскачивалась вперед и назад, вперед и назад.
— Бедная! — прошептала на ухо своей сослуживице одна из двух медсестер, которые находились в палате. — Горе этого мальчика будет безмерным, если и она тоже потеряет рассудок, как это случилось с его дядей.
— Говорят, он умер, — ответила ей другая.
— Кто умер?
— Его дядя, который спас его. Он потерял рассудок, а потом у него было кровоизлияние в мозг, и он умер.
Когда-то, очень давно, Юсуф шел по высохшей растрескавшейся земле. В небе висело одно-единственное облако. Юсуф полетел к этому облаку и стал выдавливать из него каплю за каплей. Нет, он скорее доил облако. Во всяком случае, так ему казалось. Он будто бы выжимал влагу из сосцов, проливался небольшой дождь и вскоре прекращался. Он вновь дергал за сосцы, и вновь выплескивалась влага. Он нажимал еще сильнее, и вода струилась и струилась. Напоенная этими струями земля сразу покрылась зеленью и расцвела под шум дождя, который рассыпался на капли и пронизывал поры земли. И хотя земля впитывала в себя капли дождя, Юсуф слышал характерный звук — капли будто бы ударялись о металлическую поверхность, и словно собирались в каком-то сосуде.
От дождя пахло молоком, и земля источала запах молока, и цветы источали запах молока — теплого, нежного молока, запах которого кружил Юсуфу голову, и он чувствовал, как жизнь бурлит в нем.