— Что происходит? — шепотом спросил почтальон, не в силах совладать с собственным любопытством.
— Она молится, — тихо ответила ему Алия и добавила: — У нее ревматизм, и она не в состоянии молиться стоя.
Хаджжа Сурайя провела ладонями по лицу, заканчивая молитву. Сердце ее сильно билось, она предчувствовала — что-то случилось. «Боже, погаси огонь милосердием своим», — повторила она, прежде чем поднять глаза и обвести встревоженным взглядом лица пришедших.
— Хаджжа, это почтальон, — поспешила сказать Алия. — Он принес вам письмо.
— Кто бы это мог послать мне письмо? — спросила хаджжа Сурайя дрожащим голосом, заметно волнуясь.
— Откройте конверт — тогда узнаем.
— Прочтите мне его, я ведь слаба в грамоте.
Она всем сердцем вслушивалась в слова, которые не только пронзили тишину, воцарившуюся в ее комнате, но и разорвали молчание прошедших двадцати лет.
«Слышишь, Юсуф? Сердце подсказывало мне, что кто-то из них спасся. Это Халиль, сын Матара — нашего самого младшего ребенка. Халиль говорит, что он остался в живых. Ты веришь? Кто-то один из них должен был спастись. Это Халиль, сын Матара. Он послал мне письмо. Ты веришь, Юсуф?»
Ее лиловые губы дрожали, и слезы катились по ее щекам, когда она прижимала письмо к груди.
Как только я получил ответ от бабушки, я сказал моему соседу:
— Знаешь, что я сделаю теперь?
— Что, Халиль?
— Я навещу ее.
Не в силах сдержать смеха, он проговорил:
— Ты мечтатель, Халиль.
— Да, я мечтатель! — ответил я ему.
И на протяжении двух лет я взращивал эту мечту. Я обивал пороги всех учреждений, обращаясь во все инстанции, которые могли бы решить мой вопрос.
Мне говорили: «Напрасно стараешься. Того, к чему ты стремишься, просто невозможно достичь».
Но порой это невозможное — благодаря каким-то неведомым силам — отступало и давало мне дорогу, чтобы я мог пройти, хотя до сих пор так и не понимаю, почему такое происходило. И все же я получил разрешение, позволяющее мне приехать к бабушке на срок не более одного месяца.
Так я вернулся на эту землю со страстным желанием встретиться с моей бабушкой. Я приехал сюда в знойный день, и нам пришлось долго ждать на границе возле израильского военного блокпоста.
После долгого ожидания, солдат с длиной челкой, наконец-то показался на пороге пропускного пункта. Он начал выкрикивать наши имена:
— Халиль Матар Юсуф аль-Ясини!
Я какое-то время молчал и неподвижно стоял, поскольку мне давно уже не доводилось слышать свое полное имя и фамилию. Казалось, что упоминание имен моих отца и деда следом за моим собственным неразрывно соединило меня с ними. Казалось, солдат напомнил мне о моей истинной самости! — ведь все, кто знает меня, зовут меня Халилем и только: как если бы имя мое — так же, как и я сам — было усеченным, не имеющим продолжения.
Он во второй раз выкрикнул мое имя. Я поспешил получить документы, после чего направился к машине. Я шел задумчиво до тех пор, пока не заметил, что девушка идет рядом со мной. И тут я понял, что поступил опрометчиво — занятый своими размышлениями, так и не услышал, как ее зовут.
После того, как все пассажиры получили документы, машина тронулась, и девушка опять заняла место рядом со мной на заднем сидении машины. Она полностью открыла окно, однако в воздухе по-прежнему не чувствовалось никакого движения, хотя машина шла довольно быстро. Мы не ощущали ни малейшего дуновения ветра, он не играл волосами девушки и не облегчал наши страдания. Я посмотрел в окно и заметил, что небо затянуло облаками. Легкие пепельно-серые облака закрывали солнце и гасили его кричащий свет, но не избавляли от зноя. Я закрыл глаза, собираясь вздремнуть, и, заснув, увидел, что из облаков дождем льется кровь, а от земли поднимается обжигающий пар, пропитанный запахом смерти.
Мгновенно проснувшись, я почувствовал, что моя нога касается ноги девушки, и тут же подвинулся, но не потому, что это причиняло беспокойство мне, а потому, что боялся, что это может мешать ей.
Почему-то я подумал, что ее, должно быть, зовут Фатима, а еще мне показалось, что мы связаны с нею какой-то невидимой нитью. Я даже огорчился, когда вспомнил, что как только мы приедем, мы расстанемся, как расстаются совершенно чужие люди.
Водитель внимательно посмотрел на меня в зеркало и спросил:
— Значит, ты впервые едешь в Палестину?
— Да.
Он поднял голову, чтобы лучше меня видеть в зеркале и сказал:
— Поэтому я и встал перед тобой, чтобы удержать тебя и дать тебе понять, чтобы ты ни во что не вмешивался! Ты ведь не знаешь их и не знаешь, на что они способны. Часто они вызывающе ведут себя с женщинами только затем, чтобы спровоцировать мужчин. К тому же ты задел солдата. Я боялся, что он арестует тебя, когда ты вырвал у него из рук свои бумаги.