— Да, мне нужна помощь, — поспешил ответить я.
Несмотря на полумрак, я видел, что ее прозрачные карие глаза продолжают излучать ясный свет. Как мне хотелось постоянно находиться в круге этого света.
— Мне кажется, что тьма растворяется в воздухе, и я вдыхаю ее, — сказал я, — а еще мне кажется, что ноги погружаются в землю, когда я ступаю по ней.
— Нет, тебе это не кажется. Так и есть на самом деле.
— Тогда как же люди живут здесь?
— Они дышат этим воздухом и ходят по этой земле, поскольку выбора у них нет. Поэтому лица у всех здесь желтые и бледные. Разве вы не заметили, что лицо у меня отливает желтизной?
Только тогда я вспомнил, что не смотрел на ее лицо и не видел его. Я все время смотрел только в глаза.
— Пойдемте! Нам нужно поторапливаться. Скоро появятся их патрули. Если солдаты увидят нас, то нам грозят неприятности.
Я не стал выяснять, какие неприятности могут угрожать нам, потому что понимал, что жизнь здесь другая. Хотя я не представлял, в чем собственно, состоит это отличие здешней жизни от жизни в других местах, все же решил не задавать лишних вопросов.
Мы пошли быстрым шагом, словно пытались обогнать время.
— Куда вы хотите пойти? — спросила она меня.
— Здесь живет моя бабушка. Хочу пойти к ней.
Я остановился, достал из кармана бумагу, на которой был записан адрес, однако темнота мешала разобрать слова. Тогда я сказал, что бабушка живет в лагере беженцев, а потом вспомнил название улицы — Ан-Наср.
— Очень хорошо, — сказала она, — значит нам по пути, потому что мой дом находится на окраине города и выходит окнами как раз на лагерь. Я провожу вас до того места, где начинается лагерь, а там уже вы непременно найдете кого-нибудь, кто подскажет вам, как разыскать ее дом.
Я остановился и спросил ее:
— Вас зовут Фатима?
Она удивленно, пристально посмотрела на меня, а потом промолвила:
— Нет. Почему вы так думаете?
— Потому что, на мой взгляд, это славное имя.
Я не стал ей говорить, что думал так, потому что у нее прозрачные карие глаза, потому что мою мать звали Фатима и потому что это имя носила та женщина, которая сидела у моей кровати в госпитале.
— Меня зовут Нура, — сказала она.
Не знаю, действительно ли так было, или это только показалось мне, но когда она произносила свое имя, я увидел, как волны ее голоса расходятся в том малом пространстве, которое отделяло меня от нее — золотистые лучистые волны, прорывающие оболочку тьмы. На минуту я почувствовал, что дышу чистым воздухом. Но тут же вновь опустилась тьма, я стал дышать ею.
— А меня зовут Халиль, — сказал я.
— Я знаю, — ответила она.
Оставшуюся часть пути мы не разговаривали. Какое-то странное безмолвие пеленало улицы города, безмолвие, схожее с мраком, вызывающее в душе страх, и мне не хватало смелости нарушить его.
Однако вскоре это безмолвие стало крошиться, и до нас стал доноситься шум и рев моторов. Нура велела мне идти позади нее вдоль стен, и так мы пробирались тайком, словно воры, до тех пор, пока не вышли к окраинам города. И тогда мы увидели, что по направлению к лагерю движутся танки и машины. С заметной тревогой Нура прошептала:
— Кажется, они готовятся к осаде лагеря. Видите вон ту равнину? Там лагерь.
Я ничего не видел, все кругом было погружено во тьму, и все же я продолжал вглядываться, словно ждал, что вдруг из темноты покажется лицо моей бабушки, которого я никогда не видел, и тьма будет сметена. Бабушка сейчас с тревогой ждет меня, и нас отделяет друг от друга совсем ничтожное расстояние. Но я не знал, буду ли я в силах преодолеть его.
— Обычно окна в домах освещены, — сказала Нура. — Ясно, что они отключили у них электричество.
Какое-то время она молчала, потом вновь обернулась:
— Думаю, сейчас вам опасно пытаться проникнуть в лагерь. Если они увидят вас, то непременно убьют или, в лучшем случае, арестуют.
«Почему они так поступят, какое преступление я совершил?» — я не понимал и не спрашивал об этом.
«Тогда, что же мне делать, куда идти?» — спрашивал я в замешательстве, но она не слышала меня, потому что этот вопрос звучал глубоко у меня в душе.
— Не волнуйтесь, — сказал я. — Ступайте домой, время уже позднее, и к тому же ситуация неспокойная.
— А как же вы? Что же вы будете делать?
— Как-нибудь устрою свои дела.
Она пристально посмотрела на меня:
— Каким образом?
Я не нашелся, что ей ответить.
— Вы не представляете, что за жизнь здесь! — сказала Нура. Немного помолчав, она добавила: — Могу предложить вам пойти вместе со мной.