Сурайя очнулась, посмотрела на своих детей. Вот они — Хусейн, Хашем, Матар — бегут к ней, охваченные страхом. Маленький Матар спотыкается, кричит и зовет ее. В глазах его застыл ужас. Его маленькие губки дрожат. И душа ее увяла. Ее силы в одно мгновение улетучились. Она остановилась и не сводила глаз с детей, и в ее глазах было отчаяние:
— Юсуф будет этой ночью между небом и землей!
— Сурайя, это мы проведем эту ночь между небом и землей, а Юсуф будет у Господа своего, — сказала в ответ Фадийя.
— Мое сердце не повинуется мне, Фадийя. Вынести эту боль выше моих сил. Сейчас его мертвое тело лежит в овраге. Ночью сбегутся собаки и разорвут его на части.
— Если это случится, Сурайя, то собаки поживятся только его плотью. Юсуф сейчас — это душа, парящая в небесах.
— Он взял винтовку и твердил одно — что он сразится с ними. Он сказал мне, чтобы я забрала детей и спасла их. Когда я хотола взять одежду для них, он сказал мне: «Быстрей, эти люди не щадят никого. Ничего не нужно брать с собой. Вы скоро вернетесь, может быть, уже к вечеру». Ты веришь в то, что мы вернемся, Фадийя?
— Ради Бога, возьми себя в руки, по крайней мере, ради твоих детей. Скорей! Я возьму на руки Матара, а ты веди Хашема и Хусейна. Посмотри, как торопятся другие. Они уйдут раньше нас, и тогда мы их не догоним. Боюсь, евреи настигнут нас и расправятся с нами. Ради Бога, поторапливайся.
— И ты веришь, что после нашего возвращения жизнь останется такой же, как прежде?
— Нет, она уже никогда не будет такой же, Сурайя. Я даже не знаю, куда мы сейчас идем. Зато знаю, из какого ада мы вырвались, и знаю, что ни за что не вернусь туда. Я боюсь, Сурайя. Умоляю тебя, поторапливайся!
Был апрель. Всего лишь несколько дней назад небеса заливались смехом, и бытие взрывалось неясной божьей радостью.
— Завари чай, и давай будем пить его на траве.
— Хорошо, я только принесу циновку, чтобы мы могли сесть на нее.
— Зачем? К чему сидеть на циновке и отказываться от этого чудесного зеленого ковра?
— Тебе будет холодно на земле.
— Кто тебе сказал, что земля холодная? Приложи руку к ней и почувствуешь, какая она теплая.
Юсуф вытянулся на траве во дворе дома. Подложив руки под голову, он смотрел на небо, и оно казалось ему совсем близким. Он вдохнул полной грудью чистый воздух и почувствовал, как его душа радуется и простирается до горизонта, он даже увидел ее отражение в небесах.
Когда Сурайя принесла поднос с чайной посудой, Юсуф поднялся и, не отрывая глаз, глядел в ее лицо. Его добрые глаза лучились.
— Что с тобой происходит? — спросила она его, смущенно посмеиваясь.
— Это весна. Мне кажется, она возвращает меня в юность.
День угасал. И когда солнце спрятало свой свет, вечерняя заря стала разливаться в небе, словно огромное пятно крови, а затем небеса постепенно затопила тьма.
Между небом и землей.
Небо такое далекое. И земля уже не та, какой она была. Сурайя стоит на ней и чувствует, как она сама погружается в небытие.
Она, ее дети и младшая сестра Фадийя вместе с теми жителями деревни, которым удалось спастись от бойни, стоят на клочке земли под сенью деревьев. Легкий шелест листвы похож на горестные вздохи.
Все сошлись на том, что ночь проведут здесь, а утром отправятся в путь.
— Как ты думаешь, Сурайя, каким будет завтрашний день?
— Одному Богу известно, Фадийя.
— Завтра будет горячее солнце, и я развешу шерстяные циновки на ограде, пусть они побудут на солнце.
— А сейчас спи, Сурайя, утро вечера мудренее.
— Утром я попрошу тебя заделать дыры в ограде. Боюсь, что с приходом лета змеи смогут устроить в них гнезда.
— Хорошо! А сейчас спи.
— А ты знаешь, что наша соседка Умм Али нашла вчера змею в ограде своего дома?
— Завтра поговорим об этом. А сейчас я устал и хочу спать.
— Боюсь, что эта змея устроила себе гнездо, и она вместе со своими детенышами может перебраться под наш забор. Их так и не смогли поймать.
— О боже! Все люди спят ночью, а ты бодрствуешь, — недовольно воскликнул Юсуф.
С этими словами он положил свою руку ей под голову и обнял ее. Она умолкла и стала прислушиваться к его дыханию, которое постепенно становилось спокойным и ровным, а она все думала о заборе, о солнце и утре, которое выдастся светлым.
Однако то утро выдалось кровавым. С его появлением пролилась кровь не только всех, но и всего и навсегда: были убиты заборы, кровати, предсонные заботы, ясность ночи, умащенная дыханием Юсуфа.