Эта ночь не похожа на обычную ночь: в ней не слышится тихой речи беседующих соседей, нет эха звучащих песен далеких свадеб. Не слышится ни лая собак, ни тихих шагов гуляющих людей. Ничего в ней нет, лишь ветер смерти, который бушует и завывает, заглушая своим громким свистом биение сердца жизни.
Наступление тьмы было тяжелым. Хаджжа Сурайя увидела, как все предметы вокруг нее растворились, теряя свои формы, пока не исчезли совсем.
Окно тоже пропало между двумя слоями тьмы. Не осталось никакого следа от того тусклого света ночей, который обычно падает на вещи, воскрешая их грустные внешние очертания.
Хаджжа Сурайя перестала что-либо видеть. Но она продолжала слышать, как распахивались двери ночи в ад. Она вздрагивала каждый раз, когда стены тряслись из-за налета или под действием непрерывного падения ракет. Иногда она слышала шум и крики бежавших людей.
«Смерть близка, — говорила она про себя, смотря в никуда. — Как я тоскую по полям, Юсуф, по той земле, которую наши глаза не в силах были охватить одним взглядом».
Мы ходили рядом друг с другом, прислушиваясь к молчанию колосьев или к их смеху, когда ветерки играли с ними. Ты проводил по ним своей ладонью и нежно гладил, так, как гладил мое тело, и я ревновала тебя к колосьям, Юсуф.
— Сезон будет богатым в этом году, и мы, с Божьей помощью, построим дом!
Ты так радостно это говорил, и радость охватывала меня, и я, вздыхая, отвечала:
— Хоть бы поскорее это случилось! Я устала жить с детьми в одной комнате у твоих родителей.
— Скоро, Сурайя, скоро. Ты только полагайся на Бога!
Я держала твою руку, стараясь замедлить твои шаги, потому что мне казалось, что поля и есть наш дом и родина наших мечтаний.
— Ты меня видишь, как я тебя вижу, Юсуф?
Ответа она не услышала, вместо этого она услышала оглушительный гром авианалетов. На секунду все озарилось ярким светом взрыва, который потряс стены. В ту секунду все вещи вокруг нее стали предельно ясно видимыми: ей показалось, что они тоже испуганы, как люди, и стоят с открытыми ртами и напуганными лицами. Свет вскоре погас, и лица вещей вновь погребла тьма. Со всех сторон раздавались крики, потом они затихли, а дыхание страха продолжало звучать. Больше хаджжа Сурайя не услышала ни крика, ни зова, ни даже стона.
— Наверняка все жители лагеря погибли, я и тут осталась одна. Не в числе живых, а в числе замученных, Юсуф.
— Пол веранды очень скользкий. Ты сделал его слишком ровным, Юсуф, так что я боюсь упасть всякий раз, когда мою его.
— Я тебе сказал, что не надо мыть пол в резиновых тапках.
Сурайя была на кухне, а Юсуф стоял на веранде, покрытой виноградной лозой. Сквозь ветви лились солнечные лучи и падали на гладкий пол веранды, создавая круги яркого, ослепительного света, из-за которого Сурайя на секунду ослепла, когда вышла из кухни на веранду.
— Хочешь кофе?
— Да, давай сладкий.
Небо было темно-голубым, утро было голубое, пение воробьев имело голубой цвет. Даже веселье детей и их смех обладали небесной чистотой. Дети играли на постели, которую Сурайя еще не убрала, они прыгали, заливисто смеясь, как будто кто-то щекотал их.
— Отчего дети так весело смеются? — спросил Юсуф, улыбаясь и прислушиваясь к их смеху.
— От радости, — ответила ему Сурайя.
Ей кажется, что она тоже смеялась.
«Есть дни с ароматом радости, Юсуф!» И есть года с ароматом смерти. Она еще сидела на том же месте, следя за рождением нового дня из календаря смерти — «ждущая смерти, Юсуф» — ибо все погибли. Она была уверена в этом. Но эта уверенность скоро рухнула, когда хаджжа Сурайя услышала шум бегающих людей. Она застыла, прислушиваясь. Ей казалось, что люди приближаются к ее дому. Это было правдой — они не только приближались, но и даже вошли к ней домой, в комнату.
— Мы спрячемся у тебя, хаджжа, пока бомбардировка не кончится.
— Конечно, заходите.
Их было около пятнадцати человек. Женщины и дети.
В ее доме они обрели скудное ощущение безопасности, равное расстоянию, отделяющему дома от налетов.
— Никто не знает, будем мы живы или нет, — произнесла одна женщина, тяжело дыша, а другая тревожно продолжила:
— Мы перебегали из одного дома в другой, и сверху на нас падали бомбы. Мы видели, как одной бомбой были уничтожены пять домов.