Они ходят туда-сюда. Я слышу, как они ходят по коридору, потом заходят в комнаты и выходят. Немного отдаляются, потом приближаются. В ночи не остается ни одной пустой ниши, которая не была бы наполнена их шагами.
Я еще слышу напряженное дыхание воздуха, когда ты приблизился и протянул руки, чтобы обнять меня. Я еще храню вкус твоих губ, будто день меня поцеловал — светлый, кипящий жизнью день. Я слышу, как они приближаются. Их шаги вызывают дрожь в моем теле. Будто они толкают меня в небытие. Иногда кажется, что они идут ко мне. Когда я тебя увидела на улице, мое сердце словно встрепенулось, потому что я нашла тебя после того, как устала искать. Язык мой запутался, пока я тебя звала, будто звала радость. Ты посмотрел назад, и я услышала звук твоих шагов, когда ты шел ко мне. Но они сейчас стирают то глубокое звучание твоих шагов своими тяжелыми сапогами.
Без конца я их слышу за дверью комнаты, где нас закрыли. Ходят туда-сюда по остальным комнатам, по коридору, по кухне, по всем углам нашего дома. Ступают по нашему полу, по нашему воздуху, ступают по моему телу. Ходят по нему и раскалывают мою голову, входят в нее и уничтожают все, что в ней есть, кроме них самих. Они рассеивают мои печальные и светлые воспоминания. И одни продолжают ходить туда-сюда в моей голове. Продолжают ходить туда-сюда в моей голове. Продолжают ходить туда-сюда в моей голове. Ты меня слышишь Халиль?»
— Они унесли все продукты из кухни, Нура, — сказала ее мама, при этом ее лицо не было грустным, ибо грусть, и радость, есть прекрасное чувство, истекающее из сердцевины жизни. Ее лицо было мрачное, наполненное зеленой горечью, черпаемой из смерти.
— Представь себе, они кричали на меня, когда я выразила недовольство их поступком, и один из них добавил: «Замолчи и иди в комнату, иначе мы разрядим автоматы в твою голову». Потом закричал другой: «Видимо, вы не очень-то оцениваете нашу любезность — мы все-таки оставляем вас в живых». Представь себе их жестокость и наглость — упрекают нас, будто они хозяева нашей жизни.
— А кто является хозяином нашей жизни, мама?
— Бог, Нура.
Нура смотрела на своих маленьких братьев-близнецов, пьющих раствор соли в воде, чтобы успокоить голод. Она смотрела в их хмурые, плачущие лица, которые были так похожи друг на друга, будто они — бесконечное повторение бесконечной трагедии.
«Если вы выйдете из комнаты, то ваша судьба будет — смерть», — сказали они. «Значит, это судьба сидит с нами в комнате, мама, развлекаясь отравлением наших минут пока та наша минута не подошла. Эти черные минуты с горько-кислым вкусом подобны вкусу экстракта смерти, мама».
— Они вытворяют странные вещи, мама. Вещи, которые люди не делают.
— Что они вытворяют, Нура?
Но Нура была не в силах ничего сказать, она рухнула на пол. Дрожащей рукой она показала на окно. Когда ее мама посмотрела в окно, то увидела двух раненых, которые лежали на асфальте улицы уже два дня. Они разметались на куски, после того как танк задавил их.
«По ночам, когда мною овладевал сон, я их сразу видела. Они поднимались, собирая свои куски с асфальта. Я слышала топот их шагов, звучащих в ночи. Они шли, прорезая тьму, будто разрывая ее своими телами. Кусочки темноты приклеились к их телам, а сзади них создавался вакуум, где нет воздуха, нет времени и нет пространства. Вакуум смерти и небытия.
Потом я слышала, как они стучали в двери. В одну, в другую — пока не подошли к моей. С близкого расстояния я слышала их жалобы и плач.
Я спрашивала их, волнуясь:
— Что я могу предложить вам?
И видела в их пустых глазах ответ:
— Землю!
Эхо этого слова бесконечно звучало в пустоте. А по утрам город становился более мрачным, и я пораженно всматривалась в дни. Я дрожала всем телом всякий раз, когда гремели выстрелы, которые раздавались из окон нашего дома. Или когда кричали мои братья от голода и от холода, или когда открывали окно, чтобы подышать чистым воздухом — но на нас сразу начинал дуть воздух, насыщенный гнилью смерти.
В такие моменты погибали все прекрасные представления и воспоминания о жизни, глохла музыка мечтаний, текущая из давно минувших времен. Листья деревьев переставали шуршать, гнили из-за нехватки воздуха и падали, словно камни.