— От себя лично я выношу вам благодарность за успешное выполнение задания. За сбитого корректировщика. Спасибо, Лиля! Мы все гордимся тобой.
Баранов крепко пожал ей руку.
А спустя час в полк была передана радиограмма от наземного командования, в которой сообщалось, что немецкий аэростат сбит и смелого летчика командование награждает именными часами.
— Во, Лилька, отхватила себе часы! — говорила Катя, радуясь успеху подруги. — И как это у тебя получается? Полетела — и сразу сбила! А тут летаешь, стараешься, а часов никто не дает...
ПОГОВОРИТЕ С ПРОФЕССОРОМ
Во второй половине ноября под Сталинградом началось контрнаступление советских войск, в котором приняли участие три фронта: Сталинградский, Юго-Западный и Донской. Операция была тщательно подготовлена и с самого начала проходила успешно. Несмотря на то, что на Сталинградском направлении силы обеих сторон были примерно равны, советское командование сумело перегруппировать свои войска таким образом, что на главных направлениях, где должны были наноситься удары, у советских войск был перевес.
Накануне наступления испортилась погода: похолодало, подули сильные ветры, небо сплошь заволокло тучами. На следующий день пошел снег. Из-за сгустившегося тумана утром девятнадцатого ноября, в день, когда началось наступление, авиация не могла подняться с аэродромов, и пехота шла в атаку и продвигалась вперед без ее поддержки, опираясь лишь на помощь танков и артиллерии. В полной боевой готовности летчики дежурили у своих самолетов, чтобы при первой же возможности подняться в воздух. Иногда это удавалось, когда на время рассеивался туман.
Только спустя два дня установилась летная погода, и летчики, которые с нетерпением ее ждали, ринулись в небо, чтобы наверстать упущенное. Истребители полка Баранова летали на штурмовку вражеских войск, прикрывали свою пехоту, отчаянно дрались с немцами в воздухе.
Уже на четвертый день наступления два фронта — Юго-Западный и Сталинградский, — продвигавшиеся навстречу друг другу, соединились, окружив большую группировку вражеских войск под Сталинградом. В кольце оказались двадцать две немецкие дивизии, что составляло 330 тысяч человек.
Внешний фронт отодвинулся от Сталинграда более чем на двести километров, и оставшаяся далеко в тылу немецкая группировка, оторванная от главных сил, оказалась полностью изолированной. Разрабатывая планы, как выйти из тяжелого положения, гитлеровское командование срочно приняло меры по снабжению окруженных войск. Начал действовать так называемый «воздушный мост»: сотни немецких транспортных самолетов и бомбардировщиков непрерывным потоком летели к окруженным войскам и сбрасывали им сверху продовольствие и другие необходимые грузы. Однако только небольшая часть грузов попадала к немцам. Наши истребители вылетали навстречу фашистским самолетам, чтобы преградить им путь к Сталинграду, помешать им выполнить задание, заставить их освободиться от груза над нашей территорией. «Воздушный мост» не смог обеспечить снабжение отрезанной группировки и долго не просуществовал.
...Два дня стояла дождливая ветреная погода, и летать приходилось урывками, когда на время расходились тучи нижнего яруса, нависшие над землей. На третий день полеты были совсем прекращены из-за густого тумана, опустившегося на землю. Летчикам разрешили разойтись по домам.
В перерыве между полетами Лиля занялась хозяйственными делами. Вымыв голову, она туго накрутила влажные волосы на бумажки и, усевшись по-турецки на койку, стала подшивать новую гимнастерку, которая была ей длинна.
Инна, сидя у окошка, сосредоточенно писала письмо. За окном в небольшом садике перед домом стояли голые осенние деревья, мокрые от тумана. Изредка Инна поднимала голову и задумчиво смотрела туда, где за невысоким заборчиком смутно виднелась черная, изъезженная машинами дорога с огромной лужей на проезжей части. Каждый раз, когда из тумана слышалось гуденье и мимо проползала, увязая в грязи, машина с бензином или каким-нибудь грузом, она забывала о письме и с тревогой ждала, что сейчас кто-нибудь из машины крикнет: «На аэродром! Готовить самолеты к вылету!»
— От меня передай маме привет, — сказала Лиля.
— Хорошо. Я всегда передаю.
— И за нитки спасибо ей.
— Я могу попросить, чтобы она выслала еще, хочешь? Каких тебе — синих? — предложила Инна.
— Да, если можно, то голубых. Найдутся у нее?
— Конечно. Там дома целый ящик ниток. Раньше мама очень любила вышивать. Не знаю, как теперь...
— У меня еще остался тот кусок шелка, что мне из дому прислали. Хочу платочки сделать...
Напевая себе что-то под нос, Лиля быстро шила.
— Знаешь, Профессор, я слышала, что мы скоро перебазируемся на другой аэродром.
— Куда?
— За Волгу, конечно. Немцев отогнали далеко, за двести километров от Сталинграда. Нам уже дали новую линию фронта. Отсюда мы достаем только окруженную группировку. А к линии фронта летать далековато. Если туда и обратно...
— Как быстро продвинулись наши! И так неожиданно.
— В том-то и смысл, чтобы внезапно! Конечно, немцы никак не предполагали... Эх, погодку бы сейчас! А то сиди тут в тумане, когда там такое происходит!
Она прекратила шить и посмотрела в окно, словно сквозь туманную серую мглу могла увидеть те места, где шли бои...
— Ну ничего, один-то день можно, — сказала Инна. — Вчера все-таки слетали.
— Знаешь, как много можно сделать за один день! Ведь там наступают!
Лиля вздохнула и откусила нитку.
— Готово.
Она встала на койке во весь рост и, надев гимнастерку, попыталась увидеть себя в небольшое зеркало, которое висело на стене.
— Ну как? Посмотри!
— Ничего, — мельком взглянув на Лилю, сказала Инна, опять занявшись письмом.
— Что значит «ничего»? Это же настоящий мешок! Мы вдвоем поместимся в ней... Да ты не смотришь, Профессор!
Инна подняла голову.
— По-моему, хорошо, Лиля. Тебе очень идет.
— Так-так... Значит, это хорошо? Ну ладно, ты пиши. Думай!
Одним махом она сбросила с себя гимнастерку и опять села, с решительным видом воткнув иголку в толстую, неподдающуюся ткань.
Ещё ожесточеннее принялась Лиля шить, теперь убирая бока гимнастерки. В этот момент в комнату постучали, и мужской голос за дверью спросил:
— К вам можно?
Схватив со стула куртку и торопливо набросив ее на плечи, Лиля ответила:
— Можно! Войдите!
Комиссар Галкин, не решаясь сразу войти в комнату, где жили девушки, сначала предупреждающе покашлял, потом осторожно приоткрыл дверь, увидел Лилю в папильотках и, Оставаясь в коридоре, позвал:
Литвяк, пожалуйста, на минутку! Тут вас ждут.
— Я сейчас, товарищ подполковник!
Когда он притворил дверь, Лиля быстро соскочила с койки и с любопытством выглянула в окошко: кто же это ждет ее? На дорожке у крыльца стоял незнакомый летчик в шлеме, с планшетом и, чиркая зажигалкой, прикуривал папиросу. Лица его не было видно, и Лиля, немного подождав, не обернется ли он, воскликнула:
— Кто это может быть? Как ты думаешь?
Инна пожала плечами.
— Может быть, твой знакомый или родственник? Или бывший курсант, которого ты учила летать!
Летчик, стоявший к ним боком, разговаривал с комиссаром. Лиле вдруг показалась его высокая фигура знакомой. Кого-то он напоминал... Неужели Климов, тот самый, ее курсант?.. Вот так встреча! Видимо, он узнал, что Лиля летает здесь, в полку... Она уже поверила было, что это действительно Климов, но летчик повернул голову, и Лиля с сожалением обнаружила, что не знает его. Чужой, незнакомый человек с широким, грубоватым лицом.
— Н-нет, этого летчика я никогда не видела.
— Как же ты пойдешь с такой головой? Неудобно... Сняла бы эти бумажки,— забеспокоилась Инна.
Лиля потрогала накрученные на бумажки волосы, попробовала надеть шлем, но он не лез. Тогда она с трудом натянула на голову ярко-синий подшлемник, посмотрела в зеркало, состроила недовольную гримасу и хотела было снять, но раздумала, махнув рукой: сойдет, не раскручивать же теперь... Наблюдая за ней, Инна покачала головой: ох уж эта Лиля!