Старуха была маленькая, бойкая и, угадывалось, въедливая, как собака, которую спускают с цепи только в крайнем случае, чтобы непременно кого-нибудь искусала. Ирина под их взглядами не смутилась, ее не трогало, что они подумают о ней. Эти люди сами жили в молчании и в чужие тайны не лезли. Сергей с ними держался запросто, сказал, что они намерены погостить до завтрашнего вечера, бабка даже руками всплеснула:
— Вот и славно! Мы на вас хозяйство оставим, а сами в село подадимся: племянница замуж выходит. Тебя, Сергей, бог послал. Ты тут хозяйничай: кур накорми на ночь и удочки вынь из воды. — Удочками дед и баба занимали весь берег, но это, конечно, для отвода глаз; Сергей ни разу не видел, чтобы старик поймал на удочку хотя бы одного пескаря. — Раскладушки знаешь где, и постель тоже там.
Старуха сразу засобиралась, но все-таки не утерпела, побежала к берегу, и слышно было — ругалась с рыболовами. Из-за чего — отсюда разобрать было трудно. Когда старик и старуха собрали сумки (дед подтащил за веревку к берегу плетеную корзину и натолкал в авоську живых лещей и судаков), Ирина спросила:
— А если кто-нибудь приедет ночью?
Дед посмотрел на нес прищуренным глазом, остро, будто буравчиком просверлил.
— Никто не приедет. — Поправил шапку с торчащим ухом, поплевал на руки и взвалил на плечи сумку. Их фигуры еще долго маячили на лугу.
Сергей обошел хозяйство. За палатками — одна из них была военная, четырехугольная: может, отслужив в армии свою службу, перешла к старикам, выменявшим ее за рыбу у каптерщика, — была вырыта яма, накрытая досками, лежала куча слег с ободранной корой и стояла клетка с курами. Больше ничего не было — дед и баба, по всей видимости, любили порядок. Под крутым, но невысоким берегом у деда был причал, там то поднималась, то опускалась на тихой волне лодка.
— Ты сердишься, тебе здесь не нравится? — спросил у Ирины Сергеи, ему показалось, что она хмурит брови.
— Нет, тут преотлично… Пойдем на мостик.
Он на минуту задержался — искал, где у стариков лежат дрова, а когда подошел к берегу, ахнул: Ирина стояла на мостках в купальнике, серебристо поблескивающем против солнца, вот она потянулась всем телом, оттолкнулась от досок и прыгнула в воду.
— Вода же холодная… Сумасшедшая!.. Куда ты? — крикнул он. — Вернись!
Она легко взмахивала руками, не оглядывалась, плыла к противоположному берегу. Там на низкой песчаной косе, будто лепестки лилий, белели чайки. У него испуганно екнуло, словно оборвалось, сердце, холодный пот выступил на лбу. Вытер его рукавом, отвязал лодку, долго не мог найти весла — они лежали на вбитых в доску гвоздях под мостком, вставил их в уключины, налег изо всех сил. Лодка завертелась на месте, ткнулась носом в осоку. С трудом выгреб, развернулся и только тогда сумел направить лодку.
Ирину догнал почти у самого берега. Она уже выходила на косу. Вода струилась по ее долгому телу, солнце золотило волосы, она шла к нему, будто хотела взять его на руки. Белой тучей взметнулись чайки, вскрикивая, садились на воду и вновь взлетали. Лодка ткнулась о берег.
— Иди сюда, тут вода теплая…
Он хотел сначала подвернуть брючины, потом разделся и прыгнул в воду. Она и в самом деле оказалась теплой и очень прозрачной. Сверху плавали белые перышки чаек, по песчаному дну вились сплетения бороздок, пропаханных ракушками. Тонкие, нитяные водоросли, ракушки, вода — все это было одним миром, ласковым и простым. Остро пахло болотом, тростником, и этот запах на мгновение вызвал в его памяти Крячковое болото, на которое весной они с матерью выгоняли утят — желтые пушистые комочки, а осенью не могли поймать одичавшую горластую стаю, летавшую по болоту от одного берега к другому, он гонялся за ними, и сам был диким, готовым сорваться и улететь на край света. Он резко оттолкнулся от этого видения, перечеркнул его, как художник кистью перечеркивает не удавшуюся ему картину.
Ирина сидела на корточках, наблюдала, как медленно прокладывала себе путь по дну ракушка.
— Они рядом — чайки и улитки. — Что она хотела этим сказать, он не понял; часто не понимал ее, в такие минуты она становилась ему чужой, и он тогда немного боялся ее. Догадывался, что так, невзначай, она испытывает его и себя, старался предугадать эти случаи заранее, но всегда новый ее вопрос застигал его врасплох.