На улице Заслонова побывал несколько раз, присмотрелся: гаражи обитаемы, но с утра все уезжают в город или на дачи. Прошёлся рядом с седьмым боксом — вход травой зарос, а вот белёсый блин бетонной заплатки чист. Три дня просидел в кустах напротив въезда, вычислил, когда дежурит пожилой алкаш, он приходил утром с похмелья и целый день спал в своей конуре. Бывакин нашёл в заборе пробоину, просунул лопату, сам пролез, ободрав кожу на плече, быстро и осторожно прошёл к седьмому боксу, сбил бетон и вдавил лопату в землю. Копал быстро, постоянно оглядываясь. Теперь выбора не было, даже если кто и спросит, то надо всё что угодно употребить, но ключи выволочь и двери открыть. Лопата зацепилась за клочок кожи, Родион потянул и выдернул свёрток. Быстро зарыл ямку и прикрыл цементной лепёшкой. Никого. Да и не заметно никаких перемен. Развернув ключи, Родя открыл висячий замок, потом внутренний, чуть приоткрыл половинку ворот и прошмыгнул внутрь. На коленках просунулся наружу, расправил смятую траву, притянул воротину. Осторожно в полумраке спустился в яму, отыскал нужную нишу, стал расширять её и копать. Просовывал руку, выгребал землю, но никакого тайника. Нашёл под ногами железяку, стал протыкать в глубину и понял, что до свёртка всего полштыка лопатных. Опять подрезал грунт, руками выгребал глину, вскоре нащупал кусок ткани, потянул, выпал масляный свёрток. Размотал ткань, потом бумагу, потом несколько пластиковых пакетов, и в жёлтом кожаном портфеле увидел то, что искал. Он выкатил на грязные руки скользкие новенькие купюры и удивился: все по сто долларов, и было их тут столько, что портфель чуток подраздуло. Бывакин сунул портфель под куртку и вылез из ямы.
Он оцепенел, когда дверь гаража открылась, и в проёме показался сторож-алкаш с железным прутом в руках.
— А я слышу — кто-то возится в боксе. Думаю: машины нет, хозяина вообще не видел ни разу — кто же там может быть? А тут грабитель!
Парень быстро нашёлся:
— Какой я грабитель? Да и что грабить? Дядя сказал, что от жены прятал несколько бутылок водки, всё обыскал, только одну нашёл.
— Где она? — живо поинтересовался сторож.
— Вот, — он вынул из кармана бутылку и похвалил себя, что на всякий случай припас.
Сторож возмутился:
— Тогда какого хрена тут стоять? Пошли ко мне.
Вышли, Родион закрыл оба замка, а сторож был уже около своей будки.
— Иди сюда, — позвал он, пряча бутылку за пазухой, чтобы кто из водителей не заметил.
Парень махнул рукой:
— Нет, пей один, меня друзья ждут.
В автобусе он восстановил всё, что произошло. Старик в темноте бокса не мог разглядеть его лицо, а потом Родион всё время старался держаться спиной к воротам. К тому же вязаная шапочка, которую он быстро опустил на глаза, хорошо его укрыла. Сторож сейчас выглотнет этот пузырь и навсегда забудет, кто его угостил.
На рынке купил джинсовый костюм и спортивные туфли, за углом переоделся, старую одежду бросил в крапиву. В тот же день уехал в родную деревню Лебедево.
Давно ли в милицейском уазике увозили Родиона Бывакина по этой дороге, а как многое изменилось! Поразился, что придорожные увалы, когда-то гудевшие спелым колосом, заросли бурьяном. На заливном лугу, где он мальчишкой вместе с друзьями возил копны сена к стогу, который умело укладывал дядя Ваня Лопушонок, было безлюдно, в разных местах сиротливо торчали копёшки. А тогда густо стояли стога, и с дороги, с вышины, могло причудиться, что кто-то большой и сильный так расставил их по лугу.
В деревне автобус остановился около магазина, Родион выскочил и, не глядя по сторонам, зашагал в сторону дома. Мать поймалась за дверной косяк, бессильно опустилась на колени:
— Родя, сынок, родно моё…
Он поднял мать, обнял и ткнулся, как в детстве, в плечо, привычно загоняя вовнутрь чувства и слёзы. Родной дом, печка, полати, крашеный пол, божничка со святыми, его портрет, незадолго до посадки снимал в школе заезжий фотограф.