— Что вы меня укоряете, господин лейтенант? Что ж такого, что опоздал! Сам дошел до трапа! Одежда, деньги и часы при мне! Не так, как некоторые!
После этого наглого намека у выдержанного и хладнокровного Дрейера возникло желание застрелить на месте Гавина.
Но револьвер был в каюте, а задержка в таких случаях неуместна. И Гавин вместо пули получил десять суток ареста.
Медленно ползло время, корабль покачивался в ущелье между скалистыми островками. Сменялись вахтенные и часовые, матросы и офицеры бродили по раскаленной солнцем палубе, лениво пикировались. Иногда на палубе появлялась долговязая фигура ревизора Буланина, наблюдавшего, как артельщик покупает с подошедшего сампана свежую рыбу для камбуза. Но скоро минтай приелся, и ему стали предпочитать консервы «щи с мясом и кашею».
Два раза на небольшой быстроходной джонке с нарисованными на её скулах глазами — символ бдительности кормчего — приезжал торговец вразвоз.
Но ассортимент его товаров был беден, рассчитан на китайских рыбаков и их жен.
Покупали всё больше безделушки: бронзовые статуэтки Будды, деревянные расчески с затейливой резьбой, фарфоровые чашки и вазочки с лазурными орнаментами.
Большим успехом сначала пользовались ножи для разделки рыбы, но вскоре интерес к ним пропал: лезвия их были мягкими и быстро тупились.
Каждую ночь, в часы, установленные для связи с подходившими к Шанхаю судами, радист «Магнита» вызывал Цикавейскую радиостанцию и после многих попыток получал неизменный ответ: «Для вас ничего не имею».
Эти настойчивые вызовы, с неоднократным повторением международных позывных «Магнита», услышал в рубке «Адмирала Завойко» бдительно стороживший эфир Дутиков и доложил командиру, что «Магнит» где-то близко.
В одну из ночей, когда, несмотря на штиль, небо покрылось быстро бегущими серыми облаками, а в проливчик стала вкатываться с юга крупная мертвая зыбь, радио сообщило о приближении очередного тропического циклона. Штурман Волчанецкий стал уговаривать командира уйти с «тайфунного перекрестка». В подтверждение его опасений мощное приливное течение поставило канонерскую лодку лагом к зыби. Дрейер решил всё же не уходить, а сняться с якоря и спрятаться за островками.
Прогревали машину, на баке гремели якорь-цепи, на палубе началась предпоходная суета.
— Комендоры к канату! — хрипло прорычал боцман.
— По местам стоять, с якоря сниматься! — перебил его далеко разнесшийся по ночному рейду голос Ипподимопопуло.
Все с радостью разбежались по местам: конец нудной стоянке!
В этот момент на мостик принесли радиограмму, Дрейер прочел: «Эдик и Аня выехать не могут не пускает Василий Степанович точка Хозяин ждет вас домой — Князь».
«Лопнула затея Подъяпольского, Клюсс расторопнее и умнее, — подумал лейтенант. — Ну ничего, хоть в заграничных портах побывали. Вот только теперь бы в центр тайфуна не угодить».
— Стал якорь! — закричали с бака.
— Право на борт, — скомандовал Дрейер и дал машине полный ход. — Прокладывайте курс в Циндао, Петр Петрович! Я думаю, успеем туда заскочить, — сказал он штурману, весело улыбаясь. И через минуту ни к кому не обращаясь, добавил: — Как гора с плеч!
С крыла мостика старший офицер распоряжался крепить всё по-штормовому, офицеры бегом бросались исполнять его приказания.
Матросы суетились на освещенной палубе: основывали штормовые леера.
Китайский политический горизонт со всех сторон был обложен мрачными тучами. Временами гремели пушки и лилась кровь. Весной, как и предполагал Клюсс, произошло генеральное сражение. Сначала решительно наступавшим фынтянцам удалось прорвать центр противника. Началось преследование в беспорядке отступавших толп чжилийских солдат. Но на старинном мосту Лукоуд-зяо их встретил сам главнокомандующий, генерал У Пей-фу, и лично рубил головы своих струсивших командиров. В забрызганном кровью мундире, с кривым мечом в руке, он был страшен, заставил толпы подбегавших солдат повернуть на врага и лично повел их в атаку. Навстречу фынтянцам шла сама смерть. В их рядах началась паника, охватившая даже лучшие маньчжурские дивизии. Чжан Цзо-лин был далеко и не поспел к месту сражения. Вскоре всё было кончено: оставив на обезлюдевших позициях всю свою артиллерию и бросая оружие, фынтянцы всесокрушающим потоком быстро откатились за Великую стену. Победители не решились на преследование, опасаясь японских гарнизонов на линии Южно-Маньчжурской железной дороги.
Пекин и весь Центральный Китай остались в руках У Пей-фу. В Маньчжурии по-прежнему прочно сидел Чжан Цзо-лин, расстреливал попавших в опалу, переформировывал свои дивизии и детально готовился к реваншу. Поражение фынтянцев эхом отозвалось в далеком Кантоне: там было свергнуто правительство Сун Ят-сена. Он и его ближайшие соратники вынуждены были перебраться в Шанхай, в самый крупный пролетарский центр Китая.