— Не хотите ли, капитан, зайти перекусить, я уже успел проголодаться. Тут поблизости есть приличный ресторанчик. Там и поговорим.
Немного поколебавшись, Дрейер согласился. Интуиция подсказывала ему, что это посланец из другого лагеря.
Когда они сели за столик совершенно пустого в эти часы зала и китаец бой ушел выполнять заказ, инженер вынул из нагрудного кармана запечатанный конверт и подал его лейтенанту. Прочитав надпись, Дрейер распечатывать конверт не стал. «Пусть не думает, что я сгораю от нетерпения». И, приняв безразличный вид, небрежно сунул конверт в карман.
За столом он обнаружил у незнакомца изысканные манеры. «Непохож на большевика. Кто же он и что в этом конверте?» Но решил также блеснуть английской выдержкой. Расправившись с холодной закуской и налив по второй рюмке джина, Дрейер достал и десертным ножом вскрыл конверт: на плотном листе дорогой почтовой бумаги было каллиграфически выведено по-русски:
«Командиру п. с. «Магнит» А. К. Дрейеру.
Приглашаю Вас для переговоров. Место и время назначьте сами.
Командир РКК «Адмирал Завойко» А. Клюсс.
Шанхай, Киукианг роуд, 14».
Прочитав и удивленно подняв брови, лейтенант аккуратно спрятал листок в конверт и положил его на стол. Чокнувшись со своим собеседником, он залпом выпил джин и, не закусывая, спросил:
— Вы, конечно, говорите по-русски?
— Конечно, говорю, — ответил «инженер» с невозмутимым видом.
— Письмо верните вашему командиру. Ответ будет по почте.
— Отрицательный?
— Как вам сказать? Я ещё не решил. Надо подумать. Что, собственно, он мне может предложить?
— По-моему, вам всем уже предложена амнистия на совершенно ясных условиях.
— Все её отвергли.
— А вы лично?
— Повторяю, я ещё не решил…
Доев яичницу с ветчиной, традиционный английский завтрак, налив последние рюмки, Дрейер заключил:
— Очень приятно было с вами познакомиться. Передайте вашему командиру, что он должен быть счастлив, имея в подчинении таких пронырливых офицеров.
Беловеский церемонно поклонился.
— Он-то счастлив. Хотелось бы этого же пожелать и вам, господин лейтенант, — улыбнулся штурман.
Выйдя из ресторана и вежливо приподняв шляпы они пошли в разные стороны.
Расставшись с Дрейером, Беловеский повернул к воротам доковой территории, чтобы встретиться с Глинковым, который «обеспечивал» его визит на «Магнит». Наблюдая за происходящим, он должен был в случае необходимости поднять тревогу.
По неметеной, грязной улице бежали кое-как прикрытые рикши и носильщики с бамбуковыми коромыслами на плечах. Холодный порывистый ветер нёс пыль и обрывки бумаги. Глинков стоял на углу и за кем-то наблюдал.
— Что там, Павел Фадеевич?
— Смотрите, какая пара: Ходулин и Ипподимопопуло. Прощаются, ручки жмут. Сейчас спросим, о чём это они беседовали.
И Глинков решительно пошел к воротам. Ходулин, в бушлате с красной звездочкой в бескозырке, на ленточке которой золотилась надпись: «РКК «Адмирал Завойко», подошел, улыбаясь:
— Знакомого встретил. В двадцатом году играли в теннис. Тогда он наш был.
— Наш, говоришь? — вспыхнул фельдшер. — Вывший и будущий белогвардеец! Много таких «наших» тогда служило. Он меня на Полтавскую тащил!
— Да что вы! Я не знал.
— Ну ладно, — вмешался штурман, — это всё было. А что он сейчас говорит?
— Да разное. Между прочим, жалеет, что попал к белым. Ведь вместе с Раскольниковым учился.
— Вместе-то вместе. А вот выучились разному: Раскольников свободу защищает, а этот грек — контрреволюцию. Значит, жалеет?
— Жалеет.
— Почему же к нам не идет? Ведь об амнистии знает.
— Поздно, говорит, менять курс.
— Лучше поздно, чем никогда.
— Нет, Михаил Иванович, — не согласился Глинков, — для него, пожалуй, поздно. Я лично его простить не могу.
— А этого и не требуется. В постановлении ВЦИКа ясно сказано об условиях амнистии. Но, похоже, Павел Фадеевич, в это постановление не только белогвардейцы не верят…
Глинков обиженно замолчал. Сели в трамвай и поехали на корабль.
На диване в каюте командира сидел только что вернувшийся с берега старший офицер и, пока Клюсс брился, докладывал ему, что вчера у него в гостях был Дрейер, командир «Магнита».
— Насколько я понял, Александр Иванович, он в смятении. Со Старком идти дальше не хочет. Спрашивал у меня совета, как быть.
— Что же вы ему посоветовали? — донеслось из-за занавески.
— Об амнистии напомнил и спросил, почему он не отвечает на ваше письмо.