Вошел радиотелеграфист с журналом. Прочитав, Клюсс подал его Якуму:
— Смотрите, какой негодяй! Что он телеграфирует своему консулу! Выходит, что мы, а не японцы доставили на Беринг спирт! И, кроме того, «уверяли население, что японцы их будут грабить, убивать и отбирать пушнину». А добряк Сирано проливает слезы сочувствия, дарит им провизию и сто комплектов заношенного матросского обмундирования!
Якум прочел с гневным выражением лица:
— Он нас обвиняет в «крайне невыгодной пропаганде для Японии». Между тем именно его телеграмма — неуклюжий пропагандистский трюк. Хотя она и адресована Ямагути, её составили на нашем языке и передали для нас. Ведь «Ивами» уже возвращается в Петропавловск, и завтра Сирано мог бы передать все это консулу на словах.
— Нужно, чтобы алеуты отвергли этот «подарок», а мы заявим протест.
— И опубликуем его в газетах, — заключил Якум.
Наконец всё было выгружено, пушнина принята и погружена, трюм закрыт и опечатан. Началось прощание: шумною толпой гости съезжали на берег. Командир стоял на палубе, когда к нему подошли три алеута с просьбой принять их на корабль матросами.
— Плавали?
— Как же. На шхунах «Шиал» и «Молли».
— На американских?
— Ижвешно.
— У нас военный корабль.
— И мы будем военные. Штрелять умеем.
Командир подозвал Павловского:
— Бронислав Казимирович! Нам нужно пополнение. Алеуты отличные моряки и старательные матросы. Если не возражаете, возьмем этих троих. Познакомьтесь с ними и скажите ваше мнение.
Комиссар не возражал. После беглого медицинского осмотра все трое: Паньков, Попов и Кичин — были отданы под непосредственное начальство штурмана «для обучения их основам морской службы», как сказал старший офицер.
— Корабль хороший, — проворчал усатый Попов, — только жашем такой молодой штурман? Штурмана вшегда штарые, опытные. А этот шовшем мальшик.
— Пошмотрим, што жа малыпик, — отвечал приземистый кривоногий Паньков.
— Мальшик или нет, а вшё равно нашальник, — заключил третий алеут, рассудительный и степенный Кичин.
На другой день на шумном собрании жителей острова Беринга было решено отправить в Петропавловск для возвращения командиру броненосца «Ивами» сложенные в кучу перед ревкомом японские подарки. Погрузке их на «Адмирал Завойко» помешала штормовая погода, вынудившая посыльное судно прекратить сообщение с берегом и уйти.
В один из последних дней мая под покрывалом голубой дымки просыпался Владивосток. По глади бухты, чуть тронутой рябью утреннего бриза, лениво скользили грязно-коричневые паруса шампунек. Ночная тревога прошла, белогвардейцы не выступили. Смолкли редкие выстрелы, замолчали телефоны. Мастеровые и служащие уже спешили на работу.
У причалов военного порта подняли флаги корабли военной флотилии.
Вернулись из ночных нарядов матросы. На миноносцах был неполный комплект команд, почти не было офицеров: все сочувствовавшие белым, а вместе с ними и не желавшие участвовать в надвигавшихся событиях под разными предлогами сошли на берег и не вернулись. Но оставшиеся на борту исправно несли службу и были готовы отразить нападение беляков.
Штабс-капитан Степанов, командир посыльного судна «Улисс», задумал недоброе. Избавившись от Беловеского, переведенного на «Адмирал Завойко», он списал остальных «красных» и подобрал новую команду. Накануне предполагаемого переворота «Улисс» стал кормой к Городской пристани за пределами военного порта.
Рано утром около сотни кадетов Хабаровского корпуса и добровольцев из буржуазной молодежи были посажены в две деревянные баржи, которые ещё с вечера стояли у Городской пристани. Ждали только сигнала, по которому катер «Люнет» должен был отбуксировать баржи с десантниками в военный порт.
Утро для горожан началось спокойно. Около 10 часов на Суйфунской улице неожиданно вспыхнула перестрелка. Это спрятавшиеся во дворах белогвардейцы напали на конвой, который вел арестованных ночью в следственную комиссию.
Степанов снял фуражку и перекрестился.
— С богом, — торжественно произнес он и приказал десанту отваливать.
Задача заключалась в том, чтобы захватить корабли военной флотилии и разоружить команды. Кадетов предупредили: над бортами носов не высовывать, не курить. Все они были вооружены японскими карабинами.
На стоявших в военном порту миноносцах вахтенные тоже услыхали стрельбу и подняли тревогу. Внимание высыпавших на палубу матросов привлек «Люнет», с трудом тащивший две баржи. Над их низкими бортами то и дело появлялись головы в фуражках с красными околышками.