Время уже упущено, поэтому действовать нужно быстро и энергично. Все три судна должны отплыть не позже чем через неделю, чтобы прибыть на Камчатку раньше меркуловской военной экспедиции.
План этот связан с известным риском, но при сложившихся обстоятельствах без риска на Камчатку не попадешь.
Ларк не стал читать доклад, небрежно бросил его на стол и попросил изложить содержание устно. С усмешкой выслушав Якума, заявил, что лучше информирован о положении на Камчатке и во Владивостоке, что предпочитает действовать без всякого риска. Английский флаг «Ральфа Моллера» неприкосновенен для японцев, а тем более для белогвардейцев.
— Жаль, что на «Адмирале Завойко» нельзя поднять английский флаг. На этом судне поеду я, как глава экспедиции, и ему следует выйти несколько позже «Ральфа Моллера» и идти океаном. В этом вы правы. Вооружать его нет никакого смысла: наша экспедиция не военная. «Ставрополь» нам вообще не нужен, и разговоры о нём следует прекратить. «Ральф Моллер» пойдет через Сангарский пролив: это и скорее и дешевле.
Однако самоуверенность Ларка была показной. После ухода Якума и Клюсса он несколько раз перечитал доклад и стал колебаться: на каком судне идти? На «Ральфе Моллере» или на «Адмирале Завойко»? На английском пароходе, он полагал, безопаснее. На «Адмирале Завойко» больше комфорта и почета. Для камчадалов преемственность будет наглядным уроком: на известной им яхте камчатского губернатора прибыл новый «губернатор» — советский комиссар.
Но с назначением дня отплытия обоим судам он медлил. Причина была веская: крупная игра на бирже и в карты привела его к большому проигрышу. Нужно было выбрать момент и отыграться. Иначе его уличат в растрате и могут даже судить. Тут не поможет и заступничество отца с его революционными заслугами…
Время шло. Ларк колебался, слал запутанные телеграммы окружным путем. Играл в карты. То понемногу отыгрывался, то снова проигрывал. Изучал биржевые бюллетени. Танцевал. Обо всём этом в шанхайском обществе шептались. Удивлялись, что живущий в «Асторхаузе» австралиец является советским комиссаром, что он образован, очарователен и совсем не похож на страшных большевиков. Неужели они все такие?.. Жалели, что он намерен покинуть Шанхай и уехать к белым медведям и ездовым собакам…
А тем временем нагруженный и вполне готовый к отплытию «Ральф Моллер» простаивал на рейде. Экипаж его изнывал от безделья и с утра до вечера резался в карты. Капитан в одиночестве осушал одну бутылку шотландского виски за другой. Лицо его от жары и алкоголя из красного становилось лиловым. Перебравшиеся на пароход сотрудники камчатского «комиссариата» ссорились с администрацией судна, требовали улучшения питания и удобных помещений. Возглавлявший их Воловников каждый день ездил к Ларку за распоряжениями, возвращался грустный и озабоченный. Он и Якум были возмущены. Надо жаловаться, но кому? Телеграфная связь с Читой была прервана…
Из владивостокских газет и писем стало известно, что «особоуполномоченным» Приамурского правительства на Камчатку выезжает рыбопромышленник Бирич и что туда готовят военную экспедицию. В кают-компании «Адмирала Завойко» это вызвало оживленный обмен мнениями.
— Так, значит, на Камчатку едут два комиссара — красный и белый, — сказал Нифонтов. — Если Бирич с войсками будет там раньше нас, все закупленное в Шанхае снабжение попадет к нему в руки.
— Почему это он будет там раньше нас? — возмутился комиссар.
— Отсюда на Камчатку на тысячу миль дальше. Следовало бы торопиться. А мы все чего-то ждем да болтаем. Весь город уже знает о «Ральфе Моллере».
— Кто ж это болтает? — потерял самообладание Павловский. — Не ваши ли знакомые?
— По-вашему, Бронислав Казимирович, все плохое, что происходит в Шанхае, делают мои знакомые. Это я давно от вас слышу. А в действительности первым разболтал о нашей экспедиции Кузнецов. Ответственный работник, с позволения сказать! Чего вы киваете на моих знакомых? На своих попристальней посмотрите.
Павловский покраснел:
— На кого это вы намекаете, Николай Петрович? Говорите прямо.
— Вы сегодня свободны, штурман? Поезжайте в город вместе с Брониславом Казимировичем и познакомьте его с Воробьевой. Он ей, конечно, понравится, и она его пригласит к обеду. Там он своими глазами увидит, как проводят время его высокие знакомые и как они швыряют деньгами.
— Шанхай, — отозвался штурман с недоброй усмешкой он всем кружит голову, а может и вовсе шею свернуть.
Все сдержанно улыбались. Павловский был вне себя. Он прекрасно знал, что это не клевета на «ответственных товарищей», что действительно некоторые из них ведут себя недостойно. Он был юношески честен, искренне верил, что в партии могут быть только проверенные люди с чистыми помыслами. Но теперь он знал и иных. Такие, безусловно, компрометируют партию, когда они у власти и когда только храбрые могут их обличить. Но он этого сделать не может. Не перед беспартийными же ему выступать. Это только вред принесет партийному, очень важному делу! Он считал, что нужно глушить разговоры о поведении в Шанхае «ответственных товарищей» и ждать отплытия: в море всё быстро станет на своё место… Но Нифонтов! Этот ужасный Нифонтов!