— Мама, я уже вылила две миски… — торопливо сказала она, видимо напрашиваясь на похвалу.
— Хорошо, Марите, хорошо, — отвечала мать.
— А у Инесе платье совсем промокло, — продолжала малышка, — мы сняли его и надели другое.
Посреди комнаты, поближе к окну, стояли две миски, почти полные дождевой воды, но вода все текла с потолка. На полу была лужа.
Бейка посмотрел на провисший потолок.
— Вам же нельзя оставаться здесь. Потолок может обвалиться.
— Марите, подай стул, — сказала Терезе. — Садитесь. Я сейчас затоплю плиту… Хоть теплее будет… Вы промокли.
Он сидел и смотрел, как зашевелилось багровое пламя в плите. Малышки жались к матери.
— Мои помощницы… — с грустной улыбкой сказала Терезе.
Юрис решительно встал.
— Вот как сделаем, — сказал он. — Сегодня же вечером я разыщу людей из строительной бригады. Завтра они будут у вас.
— Но… — Терезе подняла руку.
— Отремонтируют за счет колхоза.
— Вы уже уходите? Подождали бы, пока дождь перестанет… Я заварю тминного чаю… — Терезе растерянно вертелась около плиты и столика, — выпьете горячего…
— Спасибо, в другой раз, теперь некогда, — отозвался Юрис с порога. — Значит, завтра они будут у вас.
Лес шумит тихо и однообразно. Из промокших кустов и высокой придорожной травы ползут вечерние сумерки. Уже не слышно тракторов за березами — их тоже прогнал с поля дождь. Вторая бригада бросила у канавы косилку — больно поспешно удирал Силапетерис от грозы. Юрис рассердился. Как можно так обращаться с машинами?! Ведь он уже говорил об этом… Дождь может лить не переставая целую неделю, а косилка будет валяться под открытым небом. Как трудно отучить людей от небрежного отношения к общему добру. Силапетерис человек уже немолодой, и не очень-то приятно указывать ему. Но что поделаешь.
Когда Юрис вошел к Силапетерису, тот лежал на кровати с газетой и курил.
— Что же это ты, председатель, под таким дождем ходишь? — сказал он, откладывая газету и поднимаясь.
— Твоя бригада косилку в поле забыла, — сказал Юрис, стряхивая с кепки дождевые капли. — Будь добр, вели немедленно убрать.
— Эх, неохота вылезать во двор в такой дождь, — зевнул бригадир и почесал за ухом. — Я ведь говорил им, чтобы до фермы дотащили, а они оставили.
Силапетерис нехотя натянул сапоги и, когда Юрис уже был за дверью, тихонько выругался:
— Шляется под дождем и людям покоя не дает. Не мог подождать.
Однако за косилкой надо было идти. Он знал, что председатель не отстанет, пока косилка не будет под крышей. И, лавируя между лужами, Силапетерис про себя удивлялся: откуда это он такой беспокойный и придирчивый?
Пятая глава
Вечером, после грозы, было прохладно и дождь все шел да шел. Все дороги и тропы залило, ветер бросал с деревьев водяные струйки.
Доски мостика через узкий ручей в низине были такие скользкие, что Инга в своих резиновых ботиках чуть не поскользнулась. Дождь хлестал прямо в лицо, бил в глаза, ветер срывал с головы капюшон. Сырость заползала под плащ. На дороге не было ни души. Придет ли ее первая читательница? Не верится, что девушка отважится в такую погоду выйти из дома. Но раз они условились, то Инга непременно должна быть, хоть не очень-то приятно потом возвращаться под дождем в темноте.
В окнах Дижбаяров сверкал желтоватый свет. И сразу стало как-то теплее и уютнее на душе. Отряхнув в темных сенях пальто, Инга хотела отпереть библиотеку, но у Дижбаяров отворилась дверь, и на пороге показалась Ливия.
— Это вы, товарищ Лауре? — воскликнула она.
— Я, — ответила Инга.
— В такую погоду! — удивилась Ливия. — Вы совсем промокли!
— Ничуть, — сказала Инга, отпирая дверь и снимая дождевик.
— Зайдите к нам, выпьете чашку горячего чаю, — пригласила Ливия, — познакомлю вас с молодым человеком.
— Спасибо, но я не могу, ко мне придут за книгами.
— Ну, зайдете попозже…
— Спасибо!
Инга зажгла лампу, по комнатке разлился тусклый свет, скользнул по темным книжным полкам, озарил букетик цветов на столе и прильнул к белым занавескам (Инга привезла их для своей комнаты, но повесила здесь).
Ох, пришла бы только эта белесая девушка!
За дверью раздались шаги, затем последовал короткий решительный стук, и на пороге появился высокий юноша в пестрой рубашке.
— Приветствую вас! — В движениях, голосе, взгляде его чувствовалась самоуверенность.