Когда Хоакин присоединился к Кассандре за ужином, он был непривычно тих и немногословен, будто продолжал обдумывать какую-то необычайно важную идею.
Она положила ему еды, налила минеральной воды, немного легкого вина для аппетита. Он сдержанно поблагодарил ее и принялся есть.
Кассандра не испытывала потребности выводить Хоакина из этой лирической задумчивости, предпочитая наблюдать за ним. Сколь сильно ни любила она этого человека, в глубине души свирепствовал змий сомнения. Она не могла полностью исключить мысль о том, что все его странности в поведении — не более чем искусное притворство, на которое Хоакин Алколар, увы, всегда был способен. И ей не хотелось давать ему повод упрекнуть ее в том, что она злоупотребила его временной неадекватностью.
За ужином они почти не разговаривали. Задумчивость Хоакина постепенно перешла в мрачность.
— Ты выглядишь очень усталым, — сказала Кассандра, убрав посуду со стола. — Думаю, тебе пора идти спать. А мне еще нужно вымыть посуду. Не жди меня, — проговорила она в довершение.
Хоакин кивнул.
— Но ты придешь потом? — спросил он, немного поразмыслив.
— Конечно.
Кассандра вымыла посуду, навела порядок на кухне, проверила охранную сигнализацию, потушила освещение первого этажа и пошла наверх.
— Хоакин! — вскрикнула она, вдруг наткнувшись на него в темноте. — Как же ты меня напугал! Почему ты не у себя? Что случилось?
— Не знаю. Ты мне расскажи, — процедил он, сжав ее плечи.
— Я? — спросила она взволнованно, стараясь дотянуться до выключателя.
— Да, ты. Ты обязана объяснить мне это! — Хоакин поднял на уровень глаз Кассандры тяжелую сумку с ее вещами.
— Хоакин, успокойся, перестань нервничать! — попыталась образумить его Кассандра.
— Вновь собираешься перечислить все врачебные рекомендации?! — прорычал мужчина, грозно потрясая тяжелой сумкой у головы женщины. — Что это значит? — отчеканил он чуть погодя.
— Мои вещи, — вынуждена была ответить Кассандра.
— Почему они сложены? — наседал он.
— На всякий случай, — взволнованно проговорила Кассандра.
— Какой может быть случай? Когда ты успела их собрать? Мы только вернулись из больницы. Что все это означает? И почему твои вещи оказались в другой комнате?
— Мы будем спать… отдельно, — набравшись мужества, ответила Кассандра.
— Это еще почему?
— Я считаю, так будет правильнее, учитывая состояние твоего здоровья. Мне бы не хотелось тревожить тебя, — объяснила женщина.
— Тревожить меня? Как ты можешь меня потревожить?
— Возможно всякое, — неопределенно ответила Кассандра. — Прекрати этот допрос. Ты пугаешь меня! — повысив голос, попросила она его.
— Ладно… Давай успокоимся, — примирительно сказал Хоакин.
Он поставил сумку на пол и, переведя дыхание, вновь посмотрел на Кассандру колким, испытующим взглядом, от которого ей стало неловко.
— Чему я должен верить? — прямо спросил ее Хоакин.
— Я собрала вещи и перенесла их в соседнюю комнату, чтобы ты мог восстанавливаться без помех, — четко проговорила Кассандра.
— Это твоя личная инициатива или рекомендация лечащего врача? — уточнил он.
— Одно другому не противоречит, — неопределенно ответила женщина.
— Однако это несколько противоречит моим представлениям о возвращении домой. Когда я находился в больнице, ты ни на шаг от меня не отходила. Дома же собрала вещи и перебралась в соседнюю комнату. Я хотел бы знать, что за этим стоит?
— Ничего, кроме того, о чем я уже сказала, — упорствовала она.
— Так ли? — все еще не верил он.
— Так, — подтвердила Кассандра, кивнув.
— Хорошо, — подытожил Хоакин чрезвычайно недовольным тоном. — Пусть так. Посмотрим, что из этого выйдет. Будем считать, что на сегодня мы все прояснили. Но только на сегодня. Завтра настанет другой день, и ни мне, ни тебе не известно, что он принесет. Моя память… Она может и восстановиться. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. И тогда поговорим. Но должен сообщить, что я не доволен тем, к чему мы пришли, — сухо проговорил Хоакин Алколар и пошел к себе.
Его настроение было воинственным. Он не мог успокоиться. Хоакин не знал доподлинно, что его тревожит, но подозревал, что ответ на все его вопросы кроется в недавнем прошлом, которое для него пока сплошь усеяно белыми пятнами забвения.
Ему не нравилось это состояние крайней раздражительности, которое захлестывало его. Он ощущал сильнейший дискомфорт, главной причиной которого была неизвестность.