Юноша задумчиво осмотрел Нежинскую.
- Прошу простить, о богиня тундры. Мне надо в библиотеку.
Не уходя никуда, молодой человек вытащил из воздуха старинную черную книгу, надвинул на нос очки, полистал страницы. Из-за обложки фолианта до Нины донеслось разочарованное бурчание.
- Принцесса Мария. Муж – будущий король Румынии. Сын – будущий король Румынии. Станет королевой Румынии в одна тысяча… Какая скука, - юноша захлопнул фолиант и вытащил дешевенький гроссбух.
В воздухе ощутимо запахло лекарствами.
- О, тут интереснее…
- Уважаемый, мне подходит, - внезапно Нине понравилась перспектива стать королевой в свободной нравами балканской стране.
«Румынский учить, боже… Но не на каторге же гнить».
- Проверьте там у себя, чтобы она не умела… э… перемещаться самостоятельно.
Представитель зла заржал.
- Хотите в колясочке, о аромат карминовых чернил? Или на ручках?
- Нет, нет, я не то имела в виду! – вздрогнув, Нина вспомнила о необходимости точных формулировок.
– Чтобы она не смогла вернуться в свое тело, как Анна Штольман. И чтобы у меня там… в ней… не было больше неприятностей. Войн, обвинений, дворцовых переворотов. Я хочу покоя. И еще знать румынский…
Али-баба повелительно воздел ладонь к потолку.
- Достаточно! Но с этой минуты - никаких более просьб о помощи! Это понятно, орхидея моя благовонная?
- Да-да, понятно! Только пожалуйста, еще…
- Что еще? – из кружки с водой внезапно вынырнул огромный джин и навис над Нежинской, испугав ее до смерти.
Она присела на дрожащих ногах, но любопытство было сильнее страха.
- Вы не могли бы сказать, кто убил моего мужа, Смолякова? Я этого точно не делала…
Джин свернулся в кружку и гулко захохотал там, расплескивая воду.
- О моих очей тупи… пардон, царица! Конечно, это вы сделали. Глядите, слепоокая.
В середине камеры вдруг возник прилавок, за которым склонился доброжелательного вида аптекарь с пейсами на благообразном лице.
К прилавку подошла сама Нина и попросила: - Любезный, мне бы кокаину, муж зубами мается.
Подняв голову, аптекарь почесал затылок под кипой.
- Уважаемая, к сожалению, сейчас нет. Приходите вечером, но деньги вперед. Мне еще закупиться нужно.
Нежинская пожала плечами – вечером так вечером, зубы то не ее, оставила рубль и вышла из помещения. Стоявший за ней низкорослый мужчина невнятной наружности отвернулся к стене, а затем вышел следом, так ничего и не купив.
Через пару минут в аптеку влетел мальчишка с запиской, к которой было приложено десять рублей.
- Господин, это от той дамы, что хотела кокаин! Она передумала! Вот, от нее…
Аптекарь прочитал записку и пробормотал: - Желание покупателя – закон.
Дернувшись, Нина потянулась к живой картине: - Я не писала никаких записок… Это не я!
Вновь она подошла к прилавку и постучала по дереву пальцем. Седой аптекарь, узнав давешнюю покупательницу, осторожно, через тряпочку, подхватил в ящике непрозрачного стекла пузырек с притертой пробкой и выставил его на прилавок. Нина взяла двумя пальцами баночку и опустила в ридикюль.
- И что? - возмутилась Нежинская.
- Я разве била его бутылкой? Да это наверняка Анна Штольман! Это все она!
Максимилиан Смоляков достал из секретера темный флакончик, насыпал порошок на зуб. Запил водой. Сглотнул. А затем, широко разевая рот, задергался на кресле, захрипел и в судорогах упал на пол.
Свет в камере померк, а холод проник до костей. Нина догадалась.
“Тот старик, дальний родственник императорской семьи, назвавшийся Михаилом. Тот, которому я передавала информацию о железной дороге Макса. Старик говорил, что его человек встретится со мной, вот он и встретился, и заменил кокаин на отраву”.
- Он за мной следил! Но он же обещал, что я не пострадаю! Что они убьют Макса без меня!
Джин окрутил ее мутным хвостом, словно удав, и уставился ей в глаза с улыбкой, от которой у Нины душа ушла в пятки.
- Обманули, да? Какая неприятность. Бывает. Кстати, этот Михаил скоро задешево купит дорогу Смолякова - ваш шпионаж помог ему почти разорить железнодорожное общество. Вы ему не нужны. Как и Румы…
Не дослышав тяжелый, гулкий голос, Нина Аркадьевна без чувств упала на каменный пол. Джин исчез, будто и не было.
…
Из замочной скважины в камеру втянулся император и боязливо заглянул в кружку.
- Эт-та… Лед вам в сердце… Ну с кем ты связалась, болезная, а еще при дворе служила… Даже жалко тебя стало. Не буду рыженькому рассказывать, что его мать такая…
Женщина на полу открыла глаза, мило улыбнулась и что-то забормотала, с недоумением оглядывая свою одежду.
В тарабарских словах её встречались и знакомые: - I’m a princess! Princess Maria! Why does nobody believe me? I do not want more drugs (Я принцесса Мария. Почему мне никто не верит? Не хочу больше порошков).
- Такая дура, - вздохнул император и вылетел из камеры.
…
На окраине Шотландии, в ветхой каменной больнице для умалишенных, обнесенной высоким забором, царила тишина. В женской палате лишь изредка взвизгивали те пациентки, на кого не подействовало снотворное.
Нина открыла глаза. Повернулась на постели. Села, скрипнув ржавыми пружинами, и тут же ей в голову прилетела подушка, а с соседней койки донесся грубый женский голос, выхрипывающий английские слова:
- Ты, принцесса клятова… Хошь спи, хошь не спи, слуг с опахалами нету. Тока не вертись, а то санитаров позову. Они тебе и чаю в постель… И рубашку смирительную…
Нежинская взглянула в окно и очень удивилась. Отражение её вовсе не походило на красивое лицо дочери герцога Эдинбургского и великой княжны Марии Александровны.
У изголовья старой кровати косо висела бумажная табличка, на которой по-английски было выведено: “Принцесса Мария Эдинбургская. Режим мягкий. Родственников нет”.
========== Глава 22. Утро нового дня ==========
- Мама! Мам! – в дверь спальни нетерпеливо толкался Дюк.
- Аннушка! – требовательно звал голос Марьи Тимофеевны, ей вторил глубокий баритон Виктора Ивановича:
- Яков Платонович! Анна с вами?
Штольман приподнялся на локте и взглянул на жену, уткнувшуюся в подушку.
Анне в который раз за сегодняшнюю ночь снился сон. Сперва мрачный, где она едва не плакала от боли, а вокруг плыл багровый туман и нагло ухмылялись злые лица. Но затем что-то произошло, туман испарился, зло исчезло. Начался рассвет.
И рассвет этот принес счастье.
Она гуляла по саду, полному роз. Через ухоженные кусты восходящее солнце нежно высвечивало прозрачные лепестки, придавая им волшебные оттенки, а к каждому кусту была прикреплена табличка. Неспешно ступая по мягкой земляной дорожке, Анна крутила головой, любовалась на полыхающее великолепие, бережно отводила разросшиеся побеги. С каждым шагом на душе её становилось все легче.