Алая красавица с края первого куста уронила лепесток, и он, влекомый неслышным ветром, лег на щеку Анны. Будто поцеловал. На табличке было выведено «Любимая».
Дотронувшийся до бархатной кожи Штольман замер. От улыбки Анны сердце его словно перевернулось в груди, а затем забилось вновь ровно и часто.
«Сердце моё» - назывался следующий сорт. Губы Анны защекотало. Она коснулась ими нежных лепестков и вдохнула аромат, напомнивший о томительных ласках Якова.
Завороженно наблюдая за приоткрывшимися губами жены, Штольман сглотнул, удержав себя от поцелуя.
«Да подождите же вы ломиться. Пусть Анечка досмотрит».
Согретый ее дыханием, бело-розовый бутон медленно раскрылся и выкатил на подставленную ладонь маленькую грязную монетку. Анна склонилась, чтобы рассмотреть чеканку получше, и ахнула - прямо на глазах монетка стала увеличиваться в размерах.
Появившийся рядом Дюк заливисто рассмеялся.
- Мама! Смотри!
Анна отступила на шаг, затем на два. Удивленно протянула руку. Впереди, расталкивая куртины, вырастал замок - с крепкими каменными стенами, посверкивающими на солнце окнами. Башенками, которые так любил лепить Дюк в своих песочных творениях.
И что-то еще, очень доброе и удивительно надежное, снилось Анне в этом сказочном сне. Но пронзительный звук разбудил её, и она распахнула глаза.
Штольман натягивал рубашку на широкую спину. На шуршание одеяла он повернулся к жене и застыл, запутавшись пальцами в пуговицах. Взгляд его Анны был таким… мягким. Сладостным. Зовущим. Яков сел на постель, зарылся в каштановые пряди, все еще пахнущие цветами, и порадовался, что предусмотрительно закрыл дверь на ключ.
- Доброе утро, Анечка.
Длинными пальцами Яков легко погладил её по кружеву на груди, зацепил ажурные тесемки.
Притиснул жену к своему крепкому телу и прошептал на ухо: - Скажу им, чтобы приходили позже. Мы заняты.
От жарких поцелуев и громкого удара в дверь Анна полностью проснулась. Фыркнув, она подтащила одеяло и набросила на голову мужа, уже забравшегося ладонью под рубашку.
- Ясь, ты уверен, что ты старше меня? Иногда мне кажется, что я взрослею, а ты… - с хохотом она шлепнулась лицом в матрас и заерзала в сильных руках.
- Пусти, - зашипела она страшным шепотом.
- Яков Платонович! Немедленно выпустите Аннушку, или мы взломаем дверь!
Когда Штольман взвалил жену на плечо и пошел открывать, смех Анны перешел в истерическое повизгивание.
- Ясь, перестань! Поставь меня!
Приоткрыв дверь, Яков с непроницаемым лицом прижал палец к губам. Поставил Анну на пол. Вежливо предъявил родителям.
Пробормотал ошеломленным родственникам: - Доброе утро, Марья Тимофеевна. Виктор Иванович, как ваше здоровье?
Сцапал Дюка, протолкнул его в комнату, забрал у матушки Анны разулыбавшуюся Верочку и с извиняющей улыбкой вновь закрыл дверь.
Оказавшись на постели, Анна всхлипнула от смеха - такое выражение лица своей маменьки в последний раз она видела, когда та нашла бродячего кота в банке со сметаной.
Дюк молниеносно залез на кровать с ногами и уже примерялся, куда прыгнуть. Верочка что-то радостно лепетала, принимая поцелуйчики от Штольмана. Анна широко расставила руки, и малыши с визгом кинулись ей в объятия, а Яков обнял всех сверху.
- Какие вы у меня… - шептала Анна, задыхаясь от счастья.
Две похожих физиономии уставились на нее, буравя голубыми глазами.
- Грязные? - спросил Дюк.
- Тяжелые? - Штольман снял малыша с матери и сгрузил его на постель.
Верочка смачно поцеловала Анну в ухо.
«Мама нас любит», - авторитетно сообщила она отцу, и тот согласно кивнул.
«Да, ягодка моя. И мы ее - тоже».
…
Наконец Штольман усадил свое семейство рядком и потер подбородок.
- Дмитрий, - он вопросительно взглянул на сына.
- Ты напраздновался?
Четырехлетка замотал головой.
- Еще бабовы и дедовы подарки надо! А мы ночью плохую тетю увезли!
- Да? То-то я удивился, что ее нет. Попозже мне все расскажешь, Дюк.
- Верочка? Ты чем хочешь заняться? - Штольман вытащил палец изо рта дочери и обтер его пододеяльником.
Малышка закрыла рот и подумала.
«Играть!»
- Га! - сказала она категорично.
- Понятно. Анна Викторовна?
Анна потерлась босыми ступнями о бедро мужа.
- Это потом, - улыбнулся он.
Изобразив на лице укоризненную гримаску, Анна встала с постели, накинула чистый пеньюар.
- Пожалуй, мы с малышами поедем в Эрмитаж. Посмотрим картины. Дмитрий Яковлевичу очень полезно, а то он у нас дикарем растет.
При этих словах Дюк картинно рухнул на пол, а затем залез под кровать и запыхтел там, изображая дикобраза в джунглях. Верочка заинтересованно опустила голову и непременно сверзилась бы, но Анна вовремя схватила ее за рубашонку.
- Наследники! - Штольман вытащил сына на свет божий.
- Маму слушаться. Я на службу, вернусь к обеду и мы…
- Сегодня же выходной, - удивилась Анна.
- Узнаю, как без меня шли дела. Когда вернусь, поедем на побережье, там Петр Иванович обещал Дюку свой подарок приготовить.
У малыша открылся рот от удивления, но в дверь вновь постучали, и он отвлекся. Анна пригладила его торчащие вихры. Яков надел пиджак и отпер дверь.
На пороге стояла взволнованная матушка Анны. Придирчиво оглядев Штольманов, она убедилась, что все на месте, а затем подошла к окну и распахнула его настежь.
- Яков Платонович! Почему вас так долго не было?
Штольман поднял бровь. Позволять себя допрашивать он не собирался.
- Дела, Марья Тимофеевна. Сейчас все в порядке.
- Дела? А вы заметили, что с ваших клумб кто-то украл все цветы? И это у начальника Сыскного отделения столичной полиции! Надо все венки на кладбище Лахты проверить, вот что я вам скажу! - непререкаемый тон маменьки породил в Анне новый спазм хохота, и она, согнувшись в три погибели, спрятала лицо в коленях.
Штольман незаметно задвинул валявшийся на полу бутончик под кровать.
- Непременно. Вот прямо сейчас и займусь.
Он поцеловал жену и детей в макушки, и вышел, улыбаясь.
- Все цветы. Какие негодяи…
…
В здании управления полиции на Пантелеймонской Штольмана почти сразу же остановил начальник департамента Замятин, тоже решивший посвятить выходной день службе.