- Тьфу! Отстань! - Парень отвернулся, отталкивая наглую серую морду.
- Ну, беги уже. - Стапун шутя подтолкнул серую.
Ещё раз обернулась на деда, на парня, и побежала в лес, уводя за собой волчат. Но через пол часа, когда Стапун и Вир таскали и рубили дерево для нового огромного костра, вернулась, держа в зубах задушенного кролика. Тушку старик мастерски освежевал и разделил пополам, кинув одну половину волчице обратно.
- Волки помнят добро. Вот и благодарит, как может. Но у неё две пасти голодные за спиной, а мы уже немаленькие. Прокормимся как-нибудь. - Ответил Стапун на немой.
- А чего тогда целиком обратно не отдал?
- Нельзя так поступать. Не помнить добра плохо, но и не дать возможности разумному выразить свою благодарность хоть как-нибудь, не лучше.
Заготовка дров с топорами, пусть и гоблинскими, заняла гораздо меньше времени. Да и потренировавшись лишний раз в заточке, Вир не раз похвалил себя за верное решение.
- Дед, а ты точно не ошибся с волчатами? Может зря мы их того? - Юноша спросил, закладывая последнее бревно в погребальный костёр, стоя спиной к старику.
- А ты сомневаешься? Так пойдём тогда проверим.
Три волчонка, двое из которых были обезглавлены, лежали на земле в загоне, превращённом в бойню. Стапун ткнул посохом в голову, лежавшую у самого прохода.
- Так что, ошибся я? - И лукаво скосил глаза.
Глаза на морде были широко раскрыты, с ненавистью глядя перед собой, уши заострились, верхняя губа приподнялась, обнажая здоровые клыки, а чёрного ворса заметно прибавилось. Нос уловил едва заметный запах тлена.
- Фу! - Вир брезгливо поморщился. - Да чем они это с ними сделали?
- Вот этим. - В руке старика появился волнистый нож из чёрного камня.
Дед подошёл к ближайшей тушке, перевернул её палкой на спину. На брюхе, поверх синюшных разводов, проступили рваные чёрные линии, складывающиеся в какие-то странные руны. Вся кожа была покрыта тонкими царапинами с рваными краями, в которых засохла чёрная кровь.
- Фу. - Вир отпрянул от изуродованного тела. - Никогда не слышал, что бы пещерники такое вытворяли. Замучать могли, на костре сжечь, кишки вывернуть, но такое...
- И это только часть ритуала. Ты посмотри вокруг.
Юноша осмотрелся. Вокруг валялось несколько обглоданных костей и лапа. Не может быть! Это же волчья лапа! Обглоданная, но когти, и почти целые пальцы. Нагнулся, рассмотрел ближе.
- Стапун, это же волчья лапа!
- Вижу, что волчья. Не знаю, что это за ритуал, но что ничем хорошим всё это - Старик обвёл посохом вокруг себя. - не кончится, и так скажу. Ладно, засиделась мы с тобой. Того и гляди дождь пойдёт. Давай быстрее заканчивать.
Костёр получился пуще прежнего. Второе пуще. В огонь закинули всё, что не взяли с собой: в первую очередь осквернённых зверей, павших пленников и дохлых гоблинов, тела которых были разбросаны по лагерю. Туда же полетели и кучи гоблинского мусора, запасы дров, колья, хижины, кости, вяленое мясо, которое есть побоялись. Кто знает с кого его нарезали? Пирамидку из черепов разобрали и тоже отправили в огонь, но здесь оказалось сложнее. Когда добрались до самого основания, из центра зловещей конструкции, пустыми глазницами на Вира посмотрел человеческий череп. Стапун покачал головой, что-то промямлил одними губами и отправил страшную находку следом за остальным.
Копья и ножи пещерников исчезли в невидимой сумке. Один топор остался заткнутым за пояс у старика, как и один из ножей, который Стапун успел заточить и вставить в новую рукоять, наскоро выстроганную из куска дерева. Все деньги дед ссыпал парню, оставив себе несколько медяков – «Тебе ещё плиту ставить надо, а мне что старому? На кусок хлеба есть и ладно».
В небо поднимался столб чёрного дыма. Недавние вольеры горели ярким пламенем. Бурдюк вновь был наполнен до краёв из бежавшего неподалёку ручья. Тёмное небо пересекли яркие молнии, кузнечным молотом ударили по ушам близкие раскаты грома, на голову посыпались редкие тяжёлые капли.