- Твой зверёк, тебе и думать. – Развёл руками товарищ. - Похоже, этот грызун решил, что теперь это не твой мешок, а его новый дом, так что остаётся только таскать его с собой.
- С собой? - Изумился Вир. - Он же у меня в мешке все харчи схарчит, пока я буду его таскать!
- Этот? Друб ткнул пальцем в пушистую мордашку. - Да этот за крошку хлеба удавится. Лучше переживай за то, как ты будешь таскать все харчи, которые это пушистое чудо тебе в мешок насобирает. Давай лучше имя ему придумаем.
- Имя? А какие имена бывают у хомяков?
- Не знаю. Я ещё ручных хомяков не видел. Может, пушистик?
- Пушистик? - Парень покатал слово на языке. - Не. Долго. - Указал на хомяка пальцем и пафосно произнёс. - Отныне ты будешь Пух! - И негромко добавил. - Понятно тебе?
Замерший, было, хомякоид чихнул и снова привёл усы в беспорядочное движение, а юношу на мгновение будто обдало ледяным ветром.
Стемнело. Луну закрыли тучи, и тьма стояла почти непроглядная. На лужайке, в двадцати шагах от скорбного холмика, пылал костёр. Когда-то воткнутую у могилки палку заменила длинная добротная ветка в руку толщиной у основания и высотой в немалый рост лесоруба. А сам холмик украсил зелёный венок из свежих веток. Друб сказал, что «так правильно». Шалаш ставить не стали, ограничившись двумя охапками веток, на подстилки. Небо быстро заволакивало, но дождя, вроде, пока не намечалось. Спать, от греха подальше, решили по очереди. Первым захрапел лесоруб и Вир остался один на один с выбравшимся из своего домика хомяком, который уселся на плечо и привычно завертел головой по сторонам, шевеля усами и принюхиваясь.
- Что, Пух, не спится? - Обратился парень к питомцу, широко зевнув. - Ничего, в Развилково придём, уж там тебя детвора затреплет. Ещё знать не будешь, куда спрятаться, зловеще пригрозил юноша беспокойному зверьку, который в ответ не повёл даже ухом.
- Вот же бесстрашный дармоед. - Посетовал Вир, скидывая с плеча мешок.
Пух насторожился, с ужасом глядя на распахивающуюся горловину. А когда парень нашарил и извлёк наружу сухарь, бедный хомяк чуть не запрыгал на плече, бесконечно оглядываясь то на сухарь, то на мешок, то на хозяина. Будто пытался что-то сказать или опротестовать.
- Да хватит меня щекотать. Вот же нахлебник! В мешок пустить не успел, а он уже мои сухари как свои пересчитал.
Но хомяк продолжал нервно крутиться, искренне протестуя против хруста припасов на зубах, провожая испуганным взглядом каждую упавшую крошку. - Ну, всё, успокойся уже. - Вир отломил кусочек от сухаря и сунул под нос зверёнышу. Пух недовольно покосился на юношу, но свой кусочек всё же ухватил цепкими лапками и принялся усердно точить, напоминая ручную белку.
- Я так и знал. - Улыбнулся парень. – Дед всегда говорил – «Продажен любой, нужно только знать цену».
Хомяк внезапно замер, прекратив двигать даже челюстями, повернув любопытную мордочку к дороге, и снова заработал носом.
- Что на этот раз не так? - Юноша обратился к Пуху с улыбкой, но пушистый опять проигнорировал вопрос, внюхиваясь в ночную тьму. Затем целиком закинул недоеденный кусок сухаря за щёку и юркнул в мешок, не высунув наружу даже своего вездесущего носа.
- И что ты хотел этим сказать? Что пора лезть в нору поглубже и спать там покрепче? Вот лентяй бесполезный! Даже за компанию посидеть не можешь.
А слуха коснулись далёкие удары тяжёлых копыт. Вир насторожился. Удары приближались. Неторопливые, но очень отчётливые. Вроде далеко за поворотом неторопливой рысью шли кони. Очень тяжёлые кони. Кинулся к храпевшему на всю округу товарищу.
- Друб просыпайся! Вставай, кому говорю! - Вир нервно пихал в могучий бок спящего товарища.
Но тот только что-то неразборчиво буркнул, оттолкнул парня рукой и, повернувшись на другой бок, снова захрапел.
- Вставай! Просыпайся! Тебя же за версту слышно! - Не унимался Вир, толкая лесоруба, который всё же соизволил проснуться.
- Что? Куда? - Пробасил Друб, зевая и мусоля глаза кулаками. - Уже мой черёд?
- Да какой черёд! Поднимайся быстрей! Кони!
- Какие кони? Чьи кони? - Лесоруб, наконец, пришёл в себя.
- Не знаю чьи. Что делать будем?
Друб осмотрелся уже осмысленным взглядом.
- Костёр тушить!
И подскочил на ноги.
Ребята кинулись к огню, как назло, высоко выкинувшему пламя, после щедрой порции хвороста, закинутой совсем недавно.
- Поздно. - Вир замер у костра, глядя на дорогу, по которой быстро приближались несколько всадников из мерцающего пламени.
Друб тоже заворожено смотрел на силуэты могучих коней, нёсших на себе огненных призраков. Трое, почти погаснув, прошли дальше, ещё двое, остановились, не доходя до стоянки путников, а пятеро свернули с дороги, превратившись в свете яркого пламени, в могучих воинов с ног до головы закованных в тяжёлые латы, начищенные до зеркального блеска так, что их доспехи казались охваченными пламенем. Кони и впрямь оказались очень мощными и приземистыми, тоже закрытые латными доспехами, разве что не начищенными до состояния зеркала, как у всадников. Таких доспехов Вир никогда раньше не видел: кирасы были выполнены со странным вертикальным ребром на груди, от которого металл, расходясь в стороны, немного прогибался внутрь. На головах были тяжёлые закрытые шлемы, полностью скрывавшие лица, опиравшиеся на кирасы так, что нельзя было найти щель, через которую можно было бы достать шею. Руки, ноги и кисти были также надёжно закрыты, не оставляя шанса даже иголке пролезть в сочленение. На бедре у каждого висел полуторный меч. И всё это буквально пылало в ярком свете костра. Всадники были похожи на рыцарей Инферно, о каких как-то вечером рассказывал дед, в своих любимых побасенках.