Поэтому он попытался сосредоточиться на Гарри, на его эмоциях и переживаниях, и двинулся к невидимому источнику. Спустя полчаса, преодолев более двухсот ступеней, задыхаясь, на подгибающихся ногах, он наконец выбрался на смотровую площадку башни Астрономии.
Стоял конец ноября, и небо было затянуто легкими серыми тучами. Солнечный свет едва пробивался сквозь них, практически не согревая воздух. На смотровой площадке было холодно, хорошо хоть промозглый осенний ветер не проникал сюда. Драко поежился, радуясь, что надел любимый темно-зеленый свитер, но все же наложил на себя согревающие чары. А вот в том, что Гарри о магии и не вспомнил, он был абсолютно уверен, поэтому быстро направился к фигурке, одиноко застывшей у парапета.
Гарри неотрывно смотрел на основание башни. Видимо, замерзнув, в тщетной попытке согреться, он обхватил себя руками, отчего белый свитер стал похож на смирительную рубашку. Тонкие черные брюки, не способные согреть в такую погоду, светлые теннисные туфли. Ох…
Драко опустился на колени и взмахнул палочкой, зачаровывая туфли. Затем поднялся и утеплил брюки и свитер. Гарри повернулся только тогда, когда с одеждой было покончено.
Глаза за стеклами очков были серьезными и напряженными.
─ Не хотелось разговаривать там, где нас любой может услышать, ─ негромко ответил он на невысказанный вопрос Драко.
─ Я не понимаю, почему тебя это так расстроило, ─ тем же тоном отозвался Драко. ─ Меня никогда в этом плане не волновала ни Панси, ни кто-то другой. Я никогда не испытывал к ней и малой доли того, что чувствую по отношению к тебе. И тем более я не стал бы целоваться с кем бы то ни было сейчас, когда мы вместе.
─ Я знаю, ─ Гарри отвел взгляд, снова сосредотачиваясь на каменной стене. ─ Проблема не в этом, Рей.
─ Тогда в чем? ─ голос Драко стал острым, колючим ─ он понял, о чем Гарри думает, и это ему не нравилось.
─ Что, если все не так как кажется? И ты не любишь меня… Я имею в виду, разве можешь ты… почему ты должен… ─ Гарри каким-то обреченным жестом взъерошил себе волосы и горько рассмеялся. ─ Что, если все это результат ритуала?
─ Эй, моя любовь к тебе не имеет никакого отношения к ритуалу.
─ Нам только по четырнадцать. Откуда тебе знать, что такое любовь? Что это – она? ─ спросил Гарри, поворачиваясь так, чтобы оказаться прямо перед Драко. ─ Это могут быть разыгравшиеся гормоны или чувство симпатии, усиленное чарами.
─ Ты не прав! ─ холодно прервал его Драко. Как же он ненавидел вот такие моменты, когда Гарри сомневался в нем! ─ Прежде всего, в действительности нам не четырнадцать. В феврале мне исполнится семнадцать, и я помню все, что происходило, когда мне было шестнадцать. Но вот что касается тебя… тебе-то действительно ─ четырнадцать. Так, может, это ты всего лишь увлечен мною? ─ Он вскинул руку, предупреждая фразу, готовую сорваться с губ Гарри. Драко не знал, собирается тот согласиться с ним или возразить, но не мог сейчас позволить Гарри говорить. ─ Я не верю в это. Да, физически тебе может быть четырнадцать, но мы пережили с тобой намного больше, чем любой нормальный четырнадцатилетний подросток. Ты и до ритуала был намного старше своих друзей, а последние девять недель, увы, окончательно превратили тебя в зрелого человека.
─ Я действительно люблю тебя, Драко. Если бы это было не так, то воспоминаний о том, каким ты был прежде, чем все это случилось, оказалось бы достаточно, чтобы убить мои чувства к тебе, ─ сказал Гарри, глядя в глаза Драко, умоляя понять. ─ Но почему ты любишь меня? У тебя нет на это причин! И если исключить возможность влияния ритуала… Ты пытался помочь мне, пострадал из-за этого, превратился в ребенка. Но я-то ничего для тебя не сделал! И помню, как ты ненавидел меня! А ведь с того времени я не изменился!
─ Нет, ты не изменился… Изменился я, ─ перебил Драко. ─ И тот, кем я стал, любит тебя. ─ Он вздохнул, теребя прядь волос и глядя на озеро. Драко знал, что сейчас нельзя ни в чем ошибиться или солгать, даже в мелочи, иначе Гарри не поверит ему. ─ Я раньше не понимал, кем ты являешься на самом деле. И до недавнего времени не был готов понять, потому что это понимание означало, что все мои убеждения, вся моя вера и восприятие мира ошибочны. А это всегда очень, очень трудно! Мы говорили с тобой о том, во что я верю и как сейчас отношусь к тем или иным вещам, но я никогда не объяснял, что тогда случилось со мной. Хотя, я и не помнил всего, после того, что случилось с нами в момент ритуала. И не мог вспомнить вплоть до последнего изменения. Мои воспоминания были столь неопределенны и неуловимы… Но сейчас, как мне кажется, я помню большую часть тех событий…
Он снова тяжело вздохнул. Гарри, затаив дыхание, слушал.
─ Я был в ярости, когда Люциуса арестовали. Это казалось невозможным! Он был неукротим, совершенен, он был таким, каким я мечтал стать. Я отправился к матери, чтобы потребовать объяснений, задать вопросы, терзавшие меня. А она… ударила меня. Ударила со всей силы. Никогда раньше моя мать не поднимала на меня руку… Баловала, когда я был малышом, почти боготворила. Учила меня петь и ухаживать за садом. Она научила меня быть настоящим Малфоем, но не забывать о милосердии. А я… я забыл все это, когда Люциус отнял меня у нее. Иногда, если я делал что-то не так или был неловок, он причинял мне боль с помощью магии, но никогда ни один из моих родителей физически меня не наказывал. Поэтому ее пощечина буквально парализовала меня.
А потом она начала говорить… Понимая, что то, что она собирается сделать, будет невероятно трудным и причинит мне боль, неуверенная, что я готов свернуть с пути, избранного для меня отцом, даже после того, как узнаю правду. У нее был лишь один шанс, она не могла ошибиться… Поэтому мать отвела меня в подземелье, где хранилась отвратительная, голая, страшная, ничем не приукрашенная правда…
Я знал, что у нас имеются карцеры. Люциус время от времени спускался в подземелья, но меня туда никогда не пускали. Мама активизировала магический кристалл с воспоминаниями, скрытый в стене. Думаю, Люциусу нравилось время от времени пересматривать все то, что происходило в подземельях… То, что я увидел, Гарри, это… это было так же ужасно, как случившееся на Хэллоуин… Мне стало плохо. Он все еще был моим отцом, и увидеть, что ему нравится мучить кого-то и получать от этого удовольствие… Он и в этом был хорош, Гарри! ─ Драко содрогнулся и зажмурился, и выдохнул с облегчением, лишь когда Гарри потянулся и сжал его ладонь. Дружеское тепло и поддержка разрушили ледяной ком в его груди. ─ Мать объяснила, что ждет меня после того, как правда об отце выйдет наружу. У меня был выбор: продолжить его путь или измениться. Если честно, я рассматривал возможность продолжить дело отца, потому что иной выбор был куда более страшным… Но я знал, что не смогу… Не смогу именно потому, что так поступал отец. Я не настолько силен, чтобы творить такое…
Я взял мать за руку, и мой мир изменился навсегда. Мы отправились в Министерство, предоставили в распоряжение авроров магический кристалл с воспоминаниями и потребовали навсегда избавить нас от Люциуса… Мне пришлось перенять управление фирмами, в которые были вложены наши средства, разорвать прежние связи… Каждый день, каждую минуту я должен был бороться со своими привычками, многовековыми традициями, подвергать сомнению мотивы, определять цели, бороться с будущим, подготовленным мне отцом и всем магическим обществом.
Отец… Что ж, тогда он значил для меня то, что сейчас значит Северус. Он приходил ко мне ночами, в воспоминаниях и снах, и говорил со мной… Я почти перестал спать… Он рассказывал мне о Темном лорде, упивающихся, о том, что мой путь ошибочен и губителен… Но это только укрепило мой выбор… Я изменился, вернее, я ИЗМЕНИЛ себя. Я отрекся от всего, что знал, потерял все, о чем мечтал. Я стал другим. И мне захотелось умереть… ─ Драко пристально посмотрел прямо в глаза Гарри. ─ Вот тогда я и решил помочь тебе. Хотелось хоть что-то сделать для магического мира. Хотелось доказать самому себе раз и навсегда, что я способен изменить судьбу и стать другим, не таким как Люциус. Ты страдал, и я решил помочь тебе, потому что ты ─ надежда этого мира. И я подумал… что если помогу тебе, если смогу искренне посочувствовать, если я спасу тебя, значит, надежда есть и у меня.