— Все для тебя, брат.
В глазах мужчины появляется та самая боль, которая отдается и в душе Рика. Он помнил, почему все так сложилось, и как бы не хотелось закрыть на это глаза, этого было не изменить. Шейн все так же любил Лори, а Рик все так же женат на ней. Он не знал, испытывает ли те чувства, что и раньше, но и отпустить ее так просто не мог, не тогда, когда только вернул ее. Может, любовь осталась, просто она была испугана? Ему нужно было время, чтобы разобраться.
Спокойная тишина обволакивает их, словно теплые воды озера. Шейн расслабляется, его плечи опускаются, а пальцы спокойно поглаживают подоконник. Теперь он смотрит не на Дэрила, а куда-то выше, наверное, на покачивающиеся верхушки деревьев. А вот Рик не может оторвать взгляда от маленькой суетящейся фигурки. Дэрил устанавливает палатку, видимо, так и собираясь ночевать на улице, и сожаление растекается на языке горьким вкусом. Похоже, ему придется заново втираться в доверие к Диксону, устанавливать отношения того с группой, при этом не допустить ни одной ошибки и уследить за всем. Его ждет веселое время, но в этот раз у него тузы на руках. Он сможет спасти их всех.
— Смотри, чтобы он сам не утараканил отсюда, — замечает Уолш.
— Это уж точно.
Сквозь губы прорывается легкий смешок. Наверное, они успели сойти с ума, и сейчас это подтверждали широкие улыбки, растянувшие губы.
— Как же я скучал по тебе, — совершенно искренне выдыхает Рик и тянется к Уолшу.
Крепкие руки смыкаются за спиной. Такие сильные и надежные, дающие почувствовать себя в безопасности. Один из камней, что Рик носил у себя на плечах, рассыпается, словно был песочным печеньем. Столько лет в мучениях, а нужно было только крепкое объятие.
— Я тоже, брат. Я счастлив, что ты жив, — выдыхает Уолш куда-то в волосы. — Все, хватит, мы же не педики.
Рик вновь усмехается и действительно отстраняется, хоть и не хочет этого. Одна маленькая деталька встала на свое место, а такое чувство, что он уже свернул все горы. Глаза слегка пощипывает, и было бы глупо, если бы Граймс разревелся словно девчонка, но Рик выше этого. Он только неловко улыбается и шмыгает носом.
— И что теперь, будем сидеть на этой ферме? — интересуется Шейн. В его голосе не остается и намека на напряжение. Просто общение двух друзей, как раньше.
— Тебе решать, когда и куда мы выедем. Рули, капитан…
Стоило только разрулить одну проблему, как остальные рассосались, словно этого было достаточно. Уже сытый и довольный, наполненный радостью и спокойствием, Рик выходит из дома. В руке дымящаяся тарелка с вкусной похлебкой и кусочек свежеиспеченного тыквенного хлеба. Карман оттягивают вкуснейшее печенье с мелко дробленым орехом и даже с парочкой вкраплений шоколада.
Рик останавливается на крыльце и полной грудью втягивает свежий воздух. Все тело охватывает легкая дрожь непостижимого телу удовольствия, и казалось, что ничего не могло испортить этого.
Под ногами вьются курицы, лицо обдувает легкий теплый ветерок. Так хорошо. Рик улыбается яркому солнцу и бодро шагает вперед. За спиной раздаются громкие крики детей. Похоже, Карлу все же удалось втянуть Софию в войнушку: девочка теперь бегала с палочкой, громко крича «паф-паф!». За ними на крыльцо выходит Дейл, и легкая тень, набежавшая на душу Граймса, полностью рассеивается.
Он бодро шагает вперед. Под ботинками хрустят мелкие камешки, отросшая трава достигает середины бедра. Возникает такое сильное желание просто прогуляться по периметру, что ему практически невозможно сопротивляться. Рик поворачивается, и в то же мгновение пальцы обжигает горячая жидкость выплеснувшейся из тарелки похлебки. Это заставляет очнуться, но Граймс все равно обещает себе прогуляться после того, как сделает все дела — одно у него точно было. Рик возвращается на свой курс.
Не так уж и быстро он оказывается напротив небольшой палатки. За то время, которое Граймс провел в доме, Дэрил успел неплохо так устроиться. Трава вокруг была хорошо вытоптана. У старого дерева, что росло там, стоит уже хорошо знакомый байк с накинутым на него пончо.
Рик не сразу понимает, чем с таким усердием занимается Диксон. Мужчина с сосредоточенным остервенением тычет в землю ножом, как будто пытаясь отделить ровный кирпичик. И вот в его руке остается целый кусок дерна, который мужчина безжалостно отбрасывает в сторону. Он проводит грязными пальцами по влажной коже, оставляя на ней грязный след, и поднимает взгляд.
— Что нужно? — грубо спрашивает Диксон.
Взгляд на секунду мечется к тарелке, но Дэрил тут же его отводит. Рик не знает, как на это реагировать. Поэтому вместо слов он только протягивает ее мужчине.
— Это тебе. Зря не пошел есть со всеми.
— Мне там делать нечего.
Диксон мешкает, перед тем как все же сжать пальцы на тарелке. Для Рика это служит сигналом, он устраивается рядом. В раскрытой ладони остается хлеб, который он и протягивает Дэрилу. Один кусочек тут же оказывается выхвачен грязными пальцами.
— Это тыквенный, Кэрол творит просто чудеса с едой.
Какое-либо смущение отбрасывается благодаря голоду. Дэрил даже забывает о ложке, наклоняет тарелку, чтобы выпить ароматный бульон, залезает в нее кусочком хлеба. Когда-то Рик не понимал такой манеры еды. Деревенщина, так сказал бы любой, но Граймса больше не могло смущать нечто подобное. Он аккуратно стряхивает землю с оставшегося куска хлеба и отщипывает маленький кусочек, чтобы засунуть себе в рот.
— Жаки нашла в погребе свиную тушенку.
Дэрил слегка кивает головой, но надолго не отвлекается от еды. Кажется, проходит всего пару секунд, и все с тарелки просто исчезает в бездонную бочку по имени Дэрил Диксон. Мужчина сыто рыгает и отставляет тарелку в сторону. Похоже, действительно понравилось.
— Тут еще немного печенья, стащил у детей, — усмехается Рик. Он протягивает мужчине маленький кулек с пока еще теплыми кружочками. — Знаешь, тебе не обязательно сторониться группы. Было бы хорошо, если бы ты хотя бы обедал с нами.
Дэрил удивленно заглядывает в кулек и тут же поднимает взгляд. К сожалению, Граймс отлично знал, что видит в его глазах, и от этого становится больно. Он слишком хорошо изучил Дэрила и, пускай не интересовался всей историей, понимал, сколько там было боли. Каждый раз видеть подтверждение этому было настолько же тяжело, как и в первый раз. Но все они прошли свой путь.
— Поделишься?
До того, как Дэрил успевает хоть что-то сказать, он выхватывает один кружок и тут же засовывает себе в рот. На языке растекается потрясающий сладковатый вкус.
— Ты же сказал, что это мое печенье.
Дэрил забавно щурит глаза. Он выглядит так, словно Рик забрал у него арбалет или смысл жизни. Столь детская обида на лице взрослого мужчины не выглядит отторгающе, наоборот, даже как-то умилительно.
— Возьмешь еще одно — руку сломаю, — неожиданно серьезно говорит мужчина. И ведь действительно мог бы.
— Как же я смогу утаскивать печеньки для тебя с одной рукой? — Рик хлопает себя по колену и резко поднимается. Хотел бы он сказать что-то еще, но отлично понимал, что сейчас лучше не нервировать мужчину. К котам нужно подходить осторожно, не быть навязчивым. — Знай, тебе всегда есть место там.
Рик не знает, провожает ли Дэрил его взглядом, но кажется, что да. Иначе что так сильно жгло его спину?
Кончики пальцев щекочет высокая трава. Рик срывает один стебелек, сладкий привкус печенья полностью исчезает за свежей горечью, но он не жалеет. Граймс сворачивает к забору и окидывает взглядом открывшееся пространство. Все же это место, по его скромному мнению, было действительно прекрасным, лучше, чем ферма Хершела. Лес подходил намного ближе, практически к самому забору, который поднялся до плеча Рика. По верху протянута колючая решетка, которая, видимо, защищала от лосей, а может и от грабителей. Рик на пробу дергает дерево, убеждаясь, что оно все такое же крепкое, как и раньше. Похоже, Граймс сделал правильный выбор.
Медленно, но верно он приближается к сараю. Там мелькает фигура Джима, что первым вызвался заняться животными. Махнув ему рукой, мужчина прихватывает два железных ведра и удаляется к колодцу. А вот Граймс заглядывает внутрь. Джим неплохо поработал, стойло было тщательно вычищено, корова жадно жует свежее сено, а куры с кудахтаньем дерутся за зерно. Ноздри заполняет приятный запах свежего навоза, и тут же вспоминается та Александрия, спокойная и безопасная, та, какой они сделали ее сами.