– Замполит! Я тэбя спас! – заорал Рома.
– Резван! Дорогой ты мой! Откуда он взялся? – вскричал я.
– Из-за дувала спригнул и началь целиться. Я вистрелал, и он, гад, успэль очередь пустить. Но пуля више пошель.
– Старшина, не пуля, а длинная очередь! Но если бы не ты, лежать бы мне в арыке, вонять и разлагаться!
Я подошел на ватных, дрожащих ногах к телу врага и повернул носком ноги убитого в свою сторону. Мальчишка, совсем пацаненок, лет четырнадцати-пятнадцати. Рубашка до колен, шаровары, босые ноги в галошах, лифчик с магазинами и автомат. Грязный, чумазый, сопливый. Боевик хренов! Чуть не укокошил меня! В ушах звенело. Я потряс головой, но звон не прекратился.
– Товарищ старший лейтенант! Можно я ему уши атрэжу? – обратился ко мне Мурзаилов, доставая огромный тесак.
– Саид, тебе хотелось бы остаться без ушей?
– Нэт.
– Ну и он этого не хотел. Пусть таким к Аллаху отправляется. С ушами и яйцами. Не уродуй труп.
– Он вас мал-мал не убиль, а вы его жалель, – ухмыльнулся прапорщик Халитов.
– Черт с ним, Рома! Не будем уподобляться дикарям и вешать уши на веревочку, словно бусы. Понял?
Старшина кивнул, но полного согласия во взгляде не было.
Мандресов выбежал из двора, уставился на труп и трофейный АКМ.
– Ого! Кто его так? Вы, Никифор Никифорыч?
– Да нет, Александр Григорьич! Это твой доблестный старшина приложился, припечатал балбеса к земле. Очередь от шеи до жопы. Почти располовинил. Почаще его в рейд бери. Молодец, не растерялся, меня и Шапкина спас! Заработал-таки орден! – ответил я.
– Вах! Я же говориль, что нэ зря пошель на войну! – обрадовался прапорщик.
– Что там во дворе? «Духи» где? – спросил я у ротного.
– Ушли по кяризу. Мы их обложили с двух сторон, они и сбежали. Четыре сапера мертвы, двое ранены и контужены. Вовремя мы к ним добрались, у ребят патроны заканчивались.
– Саша, забрасывайте дыру в колодец дымами, пусть там сдохнут!
– Уже закидали.
– Трупы «духов» остались?
– Нет, они раненых и убитых унесли. Пакеты перевязочные, кровь, шприцы, бинты валяются. А тел нет.
– Молодцы, хоть и мерзавцы. Ну, да ладно. Еще рассчитаемся, сочтемся. Где БМП?
– Подошла с той стороны, за стеной стоит, – махнул рукой в сторону двора Мандресов.
– Пусть бьет вдоль поля, прикроет нас чуть-чуть! – громко крикнул я.
– Никифорыч, ты чего орешь? Тебя хорошо слышно.
– А я сам не слышу. Оглушило немного.
– Впереди в винограднике четверо «духов» валяются. Их из пушки срезал наводчик. Может, сходим за автоматами? – предложил Мандресов. – Трофеи как-никак.
– Сообщи комбату и спроси разрешения. Танк идет сюда или нет?
– Два танка уже подошли к КП роты, сейчас ползут сюда. Приказали обозначиться красными ракетами. У меня одна осталась. Есть еще?
– Держи! – Я протянул ему сигнальную ракету. – Только артиллерию не вызывай для поддержки. Промахнутся – разнесут нас на куски! Я присел на поваленное дерево, чтобы унять дрожь в ногах, и начал теребить больные уши.
Мандресов отправил вперед, к следующему дому, трех бойцов с Грищуком. Едва ребята вошли в виноградник, как попали под обстрел.
– Саша! Прикрой! – крикнул я ротному, срываясь с места. – Муталибов, Шапкин, за мной!
Мы перескочили через невысокую стену, и тотчас перед нами, метрах в десяти, разорвались две минометные мины. Виноградник вспороли автоматные очереди, а затем выстрелило безоткатное орудие. Я упал в кустарник, обдирая лицо и руки. Уф-ф, вроде бы осколки просвистели мимо. Ничего не болит. Не задело… Переползанием и перебежками, на четвереньках, мы добрались до развалин. В двухэтажном домике у лестницы стоял Тетрадзе и страховал вход.
– Кто наверху, Роин Александрович?
Грузину очень нравилось, когда его называли по имени отчеству.
– Ташметов, Алимов, Зибоев. Впереди «духи», много «духи». Адын бандита Ташметов убил.
– Кто кого убил? Ташметов или Ташметова? Тебя сам черт не поймет! – разозлился я, испугавшись за хорошего солдата.