Он собирался устроить старт у восточных ворот. Затем гонщики должны были проехать рядом со старой крепостной стеной. Далее дистанция огибала виноградные террасы, пролегала через западные ворота и выходила в Большой парк. Велосипедисты должны были несколько раз проехать по десятикилометровому кругу и в конце концов финишировать у тех же восточных ворот.
На соревнованиях должны были присутствовать две особы княжеской крови, теснее всего связанные с замком: князь Эрих и его сестра, княжна Катарина. Призы и кубки должен был вручать Карл, граф Оберхоф; этот человек любил покрасоваться на экране.
Ингрид предстояло решить, где разместить княжескую ложу, расставить телекамеры и установить трибуны для зрителей. Хотя при мысли о проведении соревнований на территории памятника истории и культуры ее сердце обливалось кровью, но энтузиазм Ральфа постепенно делал свое дело. В последние дни Ингрид обнаружила, что эта работа начала доставлять ей удовольствие. Если бы она не боялась, что Ральф случайно узнает секрет Эрни, то, возможно, с нетерпением ждала бы начала велогонки.
Конечно, она боялась и за себя, но думать о том, что Ральф слишком легко вторгся в ее жизнь, Ингрид не хотелось. Как и о том, что она продолжает видеть его во сне.
Известно, что он за человек. Отец скорей всего посоветовал бы ей не верить ненадежной молве, а доверять собственному сердцу. Ингрид считала себя надежно застрахованной от таких советчиков, но, когда речь заходила о Ральфе, неизменно получалось, что она не умнее собственной матери.
Поэтому Ингрид ничуть не удивилась, когда при виде вошедшего в кабинет Ральфа ее сердце дало сбой. Видимо, он приехал в открытой машине: его чудесные волосы разметало ветром, лицо раскраснелось от солнца, возбуждения или того и другого вместе.
— Вам следовало поехать со мной. Утро просто фантастическое, — сказал он, садясь на угол письменного стола.
Ингрид еле успела убрать пачку бумаг, чтобы они не полетели на пол.
— У меня куча канцелярской работы.
Он нахмурился.
— Не говорите мне, что вы опять пропустили ланч.
— О'кей, не скажу.
— Если вы уморите себя голодом, от вас не будет никакой пользы.
Ингрид смерила его испепеляющим взглядом.
— Я уже принесла вам пользу. Даже в сильно истощенном состоянии.
Но Ральф лишь невозмутимо сложил руки на широкой груди; окружавшая его мужская аура угрожала ее душевному равновесию.
— Не стану спорить. Приятно видеть, что вы работаете над этим проектом не покладая рук.
— Особенно учитывая мое отрицательное отношение к самой идее, — добавила Ингрид, прочитав его мысли.
Ральф улыбнулся, и у нее тут же участился пульс.
— Могу себе представить, что было бы, если бы вы вложили в эту работу всю свою душу.
Думай о работе! — приказала она себе.
— Моя душа принадлежит предстоящим выставкам.
Он взял папку и начал рассматривать фотографии артефактов, которые Ингрид хотелось включить в экспозицию очередной выставки. Потом поднял глаза и сказал:
— Я уже слышал об этом от Эриха и Катарины. Они говорят, что тогда у вас сияют глаза.
А как считаешь ты сам, Ральф? Она сказала себе, что одобрения князя и княжны вполне достаточно. То, что думает о ней Ральф, не имеет никакого значения. Лишь бы он не отсвечивал тут; его близость не давала ей сосредоточиться. В кабинете полно стульев для посетителей. Так нет, ему непременно нужно взгромоздиться на письменный стол!
Ральф читал досье, но Ингрид боялась, что он так же легко читает ее мысли. Не проходит и часа, чтобы она не подумала о нем. Неужели только потому, что они работают вместе?
Стремясь побороть это чувство, она встала.
— Мне пора уходить.
Ральф положил папку на стол.
— Вы не опоздали забрать Эрни из школы?
— Сегодня за мальчиками зайдет моя соседка Кири. Эрни до вечера погостит у Густава.
Эти слова обрадовали Ральфа.
— Значит, торопиться некуда, верно?
Зачем она ляпнула ему про Кири? Теперь у нее нет повода для бегства. Но если бы Ингрид этого не сделала, Ральф непременно увязался бы следом. На этой неделе он дважды провожал ее до школы, и от Ингрид не укрылись любопытные взгляды родителей. Ральф не обращал на это ни малейшего внимания, но ничего другого она от него и не ждала. Он привык, что о нем распускают сплетни, однако Ингрид не хотелось прослыть его новым завоеванием.
Эрни такие сомнения не мучили. Он искренне радовался Ральфу, брал его за руку и рассказывал о происшедшем за день так, словно это было самой естественной вещью на свете. Впрочем, так оно и есть, с болью думала Ингрид, только ее сын об этом не догадывается. Она уже не в первый раз сомневалась, что правильно сделала, разлучив эту пару.