Теперь она понимала, что "мама" не даром тратила на неё бешенные по меркам Вероники деньги, водила её ежедневно по операм и дорогим ресторанам, украшенную в изысканные наряды и осыпанную бриллиантами. Недаром с ней занимались преподаватели, которые натаскивали девочку в английском, немецком, французском, которые давали ей представления об искусстве и живописи, которые учили её правильно одеваться и накладывать make up, и определяли её dress code. Её промоушен удался на славу, и теперь все мировые толстосумы, бывшие "мамиными" клиентами, хотели вкусить её прелести и занимали друг за другом очередь на полгода вперёд. "Мама" не успевала набивать карманы гринами и нарадоваться не могла, что так удачно угадала место в иерархии своей секс-империи для новой симпатичной украинской девочки. Вероника, - не сомневалась она, - поистине была прирождённой суперпроституткой, талант которой был просто зарыт в землю, а она сумела его откопать и раскрыть.
Спустя пару месяцев Вероника уже не могла и вспомнить точно, где, в какой стране, в каком городе, на каком удивительном и экзотическом курорте она была за две недели до последней поездки. Теперь она носилась по миру со скоростью молнии каждый раз с новым клиентом и неизменно с Саидом, который стал словно её тенью в этом нескончаемом мировом турне. Всюду её сопровождало несколько человек, обеспечивающих её подобающий и подходящий к местному климату внешний вид и одежду и макияж. Они были всегда разные. Вероника видела, как они дорожат своим местом, как им не хочется покидать её, носящуюся по мировым курортам и злачным местам суперпроститутку. Вероника чувствовала себя денежным пылесосом, шланг которого "мама" умелым промоушеном умудрилась засунуть в карман не одному миллионеру. Она была теперь секс-машиной высшего уровня, умело и безвозвратно отсасывавщей из карманов толстосумов их деньги и застарелую, начавшую тухнуть сперму из их ушедших было на покой яичек. И то, и другое она делала так восхитительно, что были довольны и "мама", и клиенты. Не была довольна только она.
Сперва это было до того захватывающе и необычно, что она уже и забыла как-то не то чтобы обо всём другом, но даже о Битлере. Но потом Вероника словно какое-то кино стала наблюдать, как мимо неё проносились десятки тысяч заработанных ею долларов, а в её кармане не оседало ничего. Она всё чаще вспоминала знаменитую присказку: "И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало!"
Да, по её соблазнительным усикам, которые ей оставили на больших срамных губах, слева и справа от её злачной щёлки, и каждый раз старательно выравнивали парикмахеры, действительно текло рекой. Но в её карманах не оседало и цента. Все её драгоценные наряды, которые следом за ней возили по миру в чемоданчиках, и несколько килограмм многомиллионных украшений, которые в дипломате, пристёгнутом позолоченными наручниками к запястью под белым, ослепительным костюмом, носил с собой Саид, - это всё принадлежало не ей. И каждый раз, когда ей на шею надевали колье стоимостью в несколько сотен тысяч, а то и миллионов долларов для ужина или другого появления в компании клиента в публичных местах, Вероника ощущала даже какую-то невыносимую тяжесть, преодолеть которую стоило больших усилий. Она словно готовилась к выходу на сцену в ослепительном реквизите, который не принадлежал ей ни на один цент, и его после спектакля также аккуратно должны были снять с неё, забрать, оставив ни с чем.
Вероника всё больше понимала, что она всего лишь декорация, вывеска, яркая лампочка, на которую, распустив слюни, летели "мамины" клиенты-миллионеры, что сама она, как человек, как женщина, никому из них и не нужны была вовсе, что они воспринимали её не больше, чем проститутку, чем ярко накрашенную, изысканно и дорого одетую функцию, сексуальную услугу, часть их эпатажи и программы отдыха или путешествия, которая появилась из ниоткуда и по окончании поездки или отдыха должна была исчезнуть также, в никуда. И, несмотря на всё сказочное и фешенебельное великолепие жизни на этой прекрасной планете, которое теперь, благодаря её новому статусу, стало ей доступно, которого она в любом другом случае, как бы иначе не сложилась её судьба, не попробовала бы и на зуб, Веронику это устраивало всё меньше и меньше. Она понимала, что отравленная этим ядом роскоши, такой, о которой прежде она и представления не имела, даже не подозревала, что такая возможна, уже не сможет жить по-другому, но ещё больнее было осознавать, что всё это чарующее великолепие, вся эта сказка, в которую её с головой окунули, всё это было для неё не навсегда! И она всё чаще задумывалась об этом. Деньги, которые оплачивали за её тело, за её красоту, за её сексуальную неординарность и её умение сдаивать застоявшиеся секреты мужского организма, опустошать яички и семенной мешочек так, что ей бы позавидовал любой уролог, текли прямиком в "мамин" карман, но однажды этот поток должен был начать иссякать, потому что она перестала быть той соблазнительной штучкой, которой была сейчас, красота её стала бы уже не юной, и не такой манящей. К этому времени "мама" уже наверняка надоила бы через неё свой миллион долларов и нашла бы новую фаворную девочку, не уступающую ей красотой и способностями, и Вероника стала бы ей просто не нужна. Она бы её даже не отпустила, а просто вышвырнула на помойку, оставив без гроша в кармане, лишь со сладкими воспоминаниями в голове.