Вероника почувтсвовала, что два горьких потока стали ещё сильнее. Она захлёбывалась своими горькими слезами, уже дае не в силах ничего спрашивать. Да и что было спрашивать?! Она словно воочию увидела всю эту картину!
Ребёнок! Её ребёнок! Её маленькая, самая красивая, самая любимая в мире, единственная бесконечно дорогая ей крошка, которую она должна была выносить и родить!..
Вика исчезла за дверью.
Рот Вероники открылся в немом рыдании. Она вся превратилась в горе.
Глава 31
Вероника смотрела вперёд, в просвет между сиденьями, на дорогу, уходящую в заснеженную даль серым полотном, иногда петляющую и изгибающуюся, иногда прямую, как стрела.
Сначала по её сторонам мелькали украинские хутора и сёла, с домами из кирпича или, реже, глиняные мазанки, беленькие, с разукрашенным ставнями, с крышами из черепицы, иногда из свежей соломы, редко шиферным. Они были словно с картинки из детской книжки, с разводками газопроводной сети на высоких столбах, с аккуратными невысокими заборчиками, и если не на каменных колоннах, с квадратами секций металлической сетки или невысокими, только чтобы обозначить территорию, частоколами из красивых остроглавых крашенных дощечек, то старательно сделанными плетнями.
О том, что машина въехала на территорию России можно было даже не гадать. Пейзаж за окном сразу изменился. Серые, бревенчатые, зачастую покосившиеся и утонувшие в земле, иногда ушедшие по самые окна неказистые домишки, провалившиеся, дырявые шиферные крыши, заборы из длинных некрашенных кривых посеревших жердей с редкими, покосвшимися стояками, к которым они были прикручены не то верёвкой, не то проволокой.
Всюду бросалась в глаза запущенность, неустроенность, покинутость, как будто здесь не жили уже лет пятьдесят.
Хотя Вероника была напугана происходящим с ней, мозг её не переставал думать о всякой ерунде.
"Странно, - рассуждала девушка, прежде она ни разу не выезжала на территорию российских областей на машине, и теперь этот контраст, для бывалого водителя ставший давно привычным и незаметным, бросался ей в глаза, - та же земля, та же климатическая зона, те же урожаи, то же государство! Почему такая разница?! Ведь даже народ один и тот же: и там, и там по большинству русские! Что же тогда? Почему так?"
Ей было непонятно, как такое мощное государство молго зиждиться на развалившемся сельском хозяйстве, на вопиющей бесхозяйственности.
В украинской деревне, хотя и земли то же вроде бы вдоволь, каждый клочок присмотрен, обласкан взлелеян хозяевами. Землица стоит ухоженная, вскормленная, готовая вот-вот прыснуть щедрым урожаем по весне. А здесь, куда ни кинь взгляд - серость, забытость, сиротливость, словно и хозяина у владений нет, будто вокруг не угодья плодородной земли, а так - пустыня, ничейная территория. Всё пущено на самотёк, как будто людей здесь пыльным мешком из-за угла пристукнули, и они всю жизнь так, дебилами и ходят, бродят, неприкаянные по земле, которой их руки нужны.
Куда ни посмотри, всюду чувствовалась какая-то недоделанность, неаккуратность, разгильдяйство. Иногда попадались какие-то странные, пугающие даже своей безысходностью сооружения.
В одном месте Вероника увидела глухой, высокий забор, сваренный из плоских радиаторных батарей. Весь ржавый, некрашенный, он скрывал своей стеной участок вокруг какого-то дома, что и крыши того видно не было.
Она ужаснулась: "Кому понадобилось сооружать такое пугало? Зачем? Почему именно из радиаторных батарей? Зачем такой высокий?!"
В сущности забор выглядел так, что его толкни, и он упадёт. Он не представлял сколь-нибудь серъёзной преграды.
Может быть, хозяин дома настолько боялся окружающих, что огородился крепостной, как ему, наверное, казалось, стеной в два с половиной метра, хотя рядом, вокруг, ничего, кроме нескольких холуп, с развалившимися жердянниками, с покосившися ставнями, с окнами, полными грязи и пыли в проёмах, через которые внутрь-то и свет едва ли проникал, и не было. Может быть, напротив, он хотел возвысится над окружающими его сельскими дебилами и старушками, одиноко заканчивающими отбывать свой срок на этой богом проклятой земле. Может быть, он просто не знал, что сделать с доставшимися ему по случаю или наварованными радиаторными щитами. Но в любом случае вид этого забора и окружающих его развалин был удручающе ужасен.
Если бы ей дали даже миллион долларов в обмен на то, чтобы она остаток дней провела в таком "поместье", Вероника бы с мерзостью отвергла предложение. Казалось, что этот забор должен был просто царапать ржавыми когтями души тех, кто за ним жил, если они у них были.