Выбрать главу

Но как ей можно было смириться с тем, что Гладышев отнял у неё эти два года жизни?! Чтобы их помнить, надо было страдать, мучаться дальше, перейти от одного гнёта к другому. А он просто снял его и всё! Как ничего и не было! Он всё равно что взял и из взрослой жизни вернул её в беззаботное детство, единственное, что при этом не сделав - не уменьшив возраста, не убрав из её памяти того, что она уже знала о взрослой жизни. И она была в этом детстве чужой. Детям ведь многое не положено знать! А она знала!

Да нет же! Она и не была ребёнком! Она теперь уже никогда не будет ребёнком! Она ощущала себя женщиной! Разве женщина может снова стать ребёнком?!

Познавшая мужа уже не может шагнуть за черту девственности! В ней раскрывает букет злачности, в неё попадает духовное семя нового знания о своём теле, которое уже нельзя игнорировать! С этого момента женщина ощущает, что она не есть нечто завершённое, даже если чувственность в ней ещё не проснулась, она есть лишь часть существа! И даже самая экзальтированная мастурбация, которой иногда она тешила себя в девичестве, не в силах больше выносить это накопившееся внутри неё напрасно пламя, не могло запустить того процесса роста злака, который запускало проникновение в её храм чужеродного и противоположного по духу образования - мужчины. И дело было не только в том, что внутрь неё в физическом смысле проникал половой член - это можно было сымитировать и механически, и она часто это пыталась сделать. Четыре нижних тела из семи тел человеческой конструкции: физическое, эфирное, астральное и ментальное проникали при этом друг в друга и сливались, превращаясь на время в единое целое, образуя между собой связи.

А она познала то, чего теперь, если можно было бы всё исправить, не хотела бы познавать никогда! Она познала многих мужчин!

Пока этого не знаешь, это звучит заманчиво, потом, когда это познаешь, это даже интересно, появляется каккая-то страсть к новому, неизведанному. Но когда острота ощущений вянет, и начинаешь всё больше испытывать то, что прежде игнорировала, ощущать, как слипаются, схватыаются друг за друга эти тела, образуя единое целое, один организм, как сказано в Библии - и станут одним целым, а потом эти связи рвутся, причиняя с каждым разом всё более ощутимую боль, страсти эмоци1, которые трудно унять и переживания, которые остаются ещё дольше - со временем это становится невыносимо! А к тебе примыкают уже новые тела, с которые твоих эфирное, астральное и ментальное тело вновь сразу начинают образовывать связи, пытаясь образовать единый кокон. И этот кокон вскоре снова рвётся! И снова становится больно, обидно, муторно. Им же этим телам невдомёк, почему так происходит. Они выполняют свою жизненную программу, каждый раз пытаясь сраститься с инородными телами мужчины.

Было ли ей интересно, как переживают то же самое другие?! Скорее всего, нет! она подозревала, что, возможно, конструкция этих тел различна у разных женщин, и у тех, кто склонен к полигамии, она какая-то другая, словно специально созданная для многочисленных стыковок! Было ли интересно, что потом, при и после расставания испытывают мужчины, с которыми ей приходилось слепляться на краткий миг?! Нет ещё более! Он просто смотрела теперь на свои расттрёпанные за эти два года, истасканные тела, и не могла понять, смогут ли они, вообще, прийти в норму, восстановиться.

И она хотела! Она хотела прожить эти два года по-другому! Как? Она ещё не придумала! Но даже, если бы придумала, то это было бы зря, потому что время вернуть было невозможно.

Но Гладышев теперь сделал другое. Теперь, после его вмешательства в её судьбу точка входа была равна точке выхода, а между ними лежала дуга страданий и жизни, которая не принадлежала ей.

И вот благодаря Гладышеву дуга эта замыкалась в какое-то странное кольцо. Позади была ровная дорога жизни, впереди теперь ничто не предвещало напастей, а под ногами, где-то в глубине, словно в аду, была эта дуга длинной в два года, свёрнутая в кольцо. И про кольцо это теперь можно было забыть, как и не было его вовсе.

Это было как искупление, но отличалось от него, потому что об искуплении просят и молят высшие силы. А Гладышев был земной, обыкновенный, да она знала его прежде несколько лет! И она не могла теперь признать его ни богом, ни посланником бога, исправившим её судьбу.

-Гладышев! Ты сумасшедший! - она, пошатываясь, пошла от него прочь, поднимаясь по тропинке на взгорок лесопарка.

-Ты куда, Вероника?! - Гладышев пошёл за ней вдогонку.

-Гладышев! Ты же сказал, что я свободна?! - Вероника не могла поверить, что так разговаривает со своим освободителем. -Да?!