-Да! - остановился он, не подходя к ней.
-А раз я свободна, значит я не связана никакими обязательствами, в том числе и перед тобой, понял? - Вероника говорила то, что не хотела говорить. В это время она думала про себя: "Куда тебя несёт!", но ничего не могла с собой поделать. В сердце её не было ни капли никкой благодарности, и она не могла понять, почему. Что-то внутри неё протестовало против того, что, в конце концов, её по настоящему спас Гладышев.
Даже спасение, устронное Битлером блекло на фоне того, что сделал для неё этот невзрачный на вид парень, к тому же странный, которого она знала, как облупленного, которым она даже сейчас, хотя он мог купить её с потрохами, помыкала как тряпкой, и ей было приятно это делать, несмотря на то, что он сделал ей то, что никто больше был не в состоянии был сделать. Но Битлеру Вероника была тогда благодарна. А Гладышеву - нет.
-Понял! - согласился Гладышев.
-Ну, вот и всё! - Вероника снова пошла прочь.
Гладышев так и остался стоять на месте, посреди тропинки, выложенной красным кирпичом. Она отошла так метров на двести, туда, где маячила круглая, как блин станция метро. Потом остановилась сама в раздумье.
Чувства, самые непонятные нахлынули на неё, и она не могла в них разобраться. Этот человек спас её, вытащил из ямы рабства, в которой, если бы не он, она осталась бы, возможно, на всю жизнь. Она понимала, что больше никто и никогда ничего более ценного для неё не делал в жизни. Он вернул ей свободу. Битлер не смог ей вернуть свободу. Он лишь помог ей бежать. И ему она была благодарна. А Гладышев вернул ей свободу, и она не могла найти в себе ни капли благодарности.
Может быть, потому что она любила Битлера, а Гладышева презирала? И теперь, несомненно, она была перед ним в долгу, но она не могла принять этого долга, поскольку он ничего не требовал, и из материального он превращался в долг невидимый, неосязаемый, но от того более тягостный, в моральный.
Но как отплатить ему? Опять же постелью? Сексом?.. Гладышев не требовал такого расчёта. Да он и не мог требовать, если он, как некий самозванный искупитель пришёл и освободил её, то всё, что он дать её - это свободу. Требуют толко завоеватели!
Битлер увёз её, потому что любил её. И Гладышев освободил её, потому что любил её. Но между любовью Битлера и любовью Гладышева была такая пропасть, от взора на которую у неё кружилась голова...
Вероника повернулась и пошла обратно. Гладышев по-прежнему стоял на месте, гляда, как она возвращается.
-Дима! Что мне сделать, чтобы отблагодарить тебя? - Вероника подошла и взяла его за руку. Он смотрел на неё и молчал. -Дима?! - снова спросила она, заглядывая ему в глаза. -Ты меня что, любишь?
-Да! - ответил он. -И я хочу, чтобы ты была со мной рядом!
Вероника вздохнула:
-Дима, ты спас меня! И я должна благодарить тебя! Я должна стелиться перед тобой ковром, я должна вылизывать тебе ноги, но я не могу! Почему, знаешь?!
Дима стоял и просто смотрел на неё. Где-то в глубине души Вероника ловила этот влюблённый взгляд и принимала его. Но она теперь была не той девочкой, которая могла завибрировать, как струна при виде этого взгляда, которой было бы приятно, что мальчик так влюблён в неё. Она теперь была видавшей виды женщиной, познавшей всю тонкую сущность плотских удовольствий своих и чужих, и это делало её взрослее, старше, а, может быть, даже старее, не телом - душою. А он был всё тем же юным мальчикрм. Таким же пылким дурашкой, который взял где-то десять миллионов долларов и заплатил за её жизнь, не оставив себе, навнерное, ничего...
-Но я тебя не люблю! - произнесла Вероника. -Я хотела бы тебя полюбить! Правда-правда! Я очень хотела бы тебя полюбить по настоящему! Но не могу! Я просто не могу найти в своей души и искорки любви, чтобы зажечь её пламя, понимаешь?!
-А кого ты любишь?! - спросил он у неё.
Вероника задумалась, видно ища в глубине себя ответ на этот вопрос.
-Не знаю, до недавнего времени, до всего этого я очень любила себя! И, вряд ли, Дима, я любила ещё кого-нибудь! В самом деле, я никогда никого больше не любила! Но теперь я такая грязная, вся истасканная! - Вероника заплакала.
Дима прижал её к себе, крепко обнял и так держал её долго-долго, пока Вероника тряслась навзрыд в его объятиях. Ей даже показалось, что так тепло и уютно, стоять среди зимнего сада в его объятиях, что она на минуточку забылась. И эта минуточка показалась ей вечностью, такой блаженной и счастливой, как когда-то в детстве.
Вдруг она перестала трястись и отпрянула:
-Дима! Но я тебя не люблю! - она пристально посмотрела в его глаза, так, словно хотела прочесть в них все его мысли.
Но потом вдруг развернулась и пошла прочь.