-Да нет! Я в СВ еду, в шестом вагоне! - отчиталась перед Аллой Вероника.
-А-а, ну понятно, то-то я гляжу припустила мимо, как быстрая лань! Ну, давай, топай! - Алла нахмурилась, улыбка сошла с её лица. -Беги скорее к Бегемоту, а то украдут!
-Не украдут! - ответила Вероника, открывая дверь в вагон.
-А-а, вон как, приворожила что ль?! Смотри, он мужик видный! Таких, как ты куколок в нашем славном городишке, как навоза в коровнике! А вот Бегемот один, - слышала Вероника вдогонку себе тирады проводницы, проходя по коридору мимо купе. Пассажиры, временами попадавшиеся ей на пути, расступались, прислонялись к поручням или уходили в купе, пропуская её вперёд.
-Да нет уже этого вашего Бегемота! - сказл ей громко Гарик, до того просто стоявший в тамбуре и слушавший перепалку.
-Как нет?! - удивилась Алла. Но Гарик уже пошёл следом за Вероникой, поотстав от неё на полвагона. - Как это нет?!
В голосе нахальной проводницы, всё ещё долетавшем до ушей Вероники с другого конца вагона, закралась тревога.
-Убили его! - бросил на прощанье Алле Гарик уже с середины коридора.
-Как убили?! Кто убил?! Когда?! - расстералась Алла. В голосе проводницы теперь звучали нотки неподдельного горя, которым её вдруг щедро одарил Гарик. -А ты кто такой?! Откуда знаешь?!
-Попутчик я! - бросил Гарик от противоположного выхода из вагона и скрылся в тамбуре.
Алла как стояла в коридоре возле расочегаренного титана, рухнула на пол, как подкошенная страшной новостью. Пассажиры, стоявшие в коридоре, ставшие невольными свидетелями драмы, бросились к ней.
Глава 6
Вероника проснулась после забытья. Вроде бы и сна то не было.
Теперь она лежала в чистой постели, такой чистой, что бельё даже скрипело.
Сверху тёплое одеяло в хрустящем крахмалом пододеяльнике.
Сначала она не могла сообразить, что с ней происходит, где она.
Кровать её была окружена каким-то балдахином, непрозрачным, из плотного белого шёлка. За балдахином был свет искусстенного освещения, и она сперва решила, что находиться в какой-то больнице.
Она не могла толком вспомнить, что с ней произошло. Какие-то воспоминания, а может быть, это был всего лишь сон, проносились в голове. Они были отрывчатыми и мерзкими, и Веронике казалось, что это был тяжёлый и кошмарный сон.
Последнее светлое, что она помнила, так это разговор со школьной подругой, которая обещала взять её к себе в компаньонши на рынок.
На этом воспоминании она и решила сосредоточиться, чтобы дурной сон, этот фантасмагорический кошмар, ушёл из её сознания навсегда.
Однако, как только она попыталась пошевелиться, дикая боль во всех мыщцах, во всём теле, во влагалище, в матке, в заднем проходе - везде, - выстрелила как молния.
От этой вспышки она пронзительно завыла.
В эту секунду, слудующую после пробуждения, Веорника поняла, что это был не страшный сон, а ещё более кошмарная явь.
Вой её перерос в стон горечи, из глаз брызнули слёзы.
Балдахин зашевелился, его полу отворили, и внутрь заглянуло женское лицо.
-Очухалась, подруга! - сказало лицо.
Вероника что-то хотела спросить, но языком больно было пошевелить, в горле всё пересохло, и она только замычала, как корова.
-Да, тёлка, досталось тебе! - произнесло женское лицо. -Мне скажи спасибо! Мамка тебя хотела в расход пустить, поскольку решила, что ты окочуришься всё равно апосля такого крутого изъябения. Но я уговорила еле-еле, чтоб она отменила своё распоряжение. Она уже приказала тебя в мусорный бак бросить! А там мусоровоз и свалка!
Лицо замолчало и смотрело на неё некоторое время, видимо, ожидая благодарности, но не дождавшись, продолжило:
-Я за тебя пятьсот доллариев "мамке" отстегнула! Понравилась ты мне! Сразу, как увидела, влюбилась в тебя! Была бы мужиком!.. Э-эх! Ну, чё молчишь-то, говори!
Лицо снова стало ждать ответа.
Вероника хотела пошевелить языком, но боль не дала ей этого сделать.
Перед глазами у Вероники всё поплыло, и она опять окунулась в беспамятство...
Она проснулась.
Теперь воспоминания были отчётливее.
Заболело всё сразу, и ей уже не казалось, что кошмар ей пригрезился. Кошмар и был её жизнью.
Ей вдруг захотелось помолиться, но она не знала ни одной молитвы. Однако Вероника почему-то была уверена, что если бы сейчас она обратилась с молитвой к какой-нибудь святой или даже к самой Пресвятой Богородице, та спасла бы её, вызволила её из этого ада.
Но Вероника не знала как правильно молиться, и потому только горько и молча заплакала.
Балдахин снова был закрыт. За ним по-прежнему горел свет люминесцентного освещения.
Теперь Вероника стралась не шевелиться, чтобы не закричать от пронзительной боли. Ей почему-то не хотелось, чтобы снова показалось это незнакомое женское лицо, которое бы стало ей рассказывать про то, что заплатило за неё пятьсот долларов, чтобы её не выбросили в огромный мусорный бак, который каждое утро вывозят далеко за город тяжёлый, нагруженный всякой дрянью мусоровоз.