И вот Думасара с девушками раскладывают свадебный наряд для Сарымы, еще отдающий запахом старого сундука. Диса угрюмо следит за ними.
Уже слышны крики, возгласы всадников, фаэтон, громыхая, въезжает во двор через распахнутые ворота.
Седобровый и огнеусый, в нарядной черкеске, с дорогим кинжалом на поясе, помолодевший дед Баляцо лихо соскакивает с подножки. Думасара встречает его с традиционным рогом в руках.
Махсыма хороша. Утирая усы, Баляцо говорит:
— Исполнен долг гостя, угощению нанесен урон. Приступим к делу.
Приоткрылась дверь из комнаты, где девушки заканчивали одевание Сарымы, блеснул чей-то глаз, кто-то ахнул, дверь захлопнулась.
Все поняли, что наступила важнейшая минута.
Баляцо шагнул к дверям.
Сарыма стояла посреди озаренной солнцем комнаты. Рум могла гордиться сестрой, хотя мать и пальцем не шевельнула для того, чтобы чем-нибудь украсить дочь.
Говорят, каждой сестре по серьге, а тут получилось — по сережке от каждой подружки. Особенно расщедрилась смуглолицая Гашане. Она и добрая ее мать Уля отдали невесте и хо- рошенькие сафьяновые туфельки, и цветистый шелковый платок с длинной бахромой, и даже то легкое батистовое покрывало, под которым, как под чадрой, укрылась сейчас невеста.
Увидев перед собой Баляцо, Сарыма вдруг села и заплакала.
И было от чего! Баляцо, сопровождаемый доверенными жениха, переступив порог, протягивал к девушке руки. Несколько десятков всадников выстроились перед домом, окружив поблескивающий черным лаком фаэтон с кожаной откидной крышей.
Сарыма повернула голову к Баляцо, подруги приподняли фату. На глазах Сарымы еще не высохли слезы, но она улыбнулась.
Баляцо, оглядев девушек, воскликнул:
— Клянусь аллахом, здесь трудно выбрать самую хорошенькую… Придется брать не одну.
И хотя Баляцо был уже по эту сторону порога, девушки всплеснули ладошами и закричали:
— Порог высок — не переступишь.
Но уж там, где дело коснулось поговорок да присказок, перещеголять деда было невозможно.
— На крыльях унесу, — бодро отвечал он.
— О скалы ударишься, — погрозили девушки. Дед и тут нашелся что ответить:
— Выше скал взлечу, — и расправил усы.
— Не взлетишь — ноша не по тебе.
— На коне умчу.
— Стремена оборвутся. Тогда дед сдался:
— Ах, наказание божеское! Вижу, от вас просто не уйдешь. Делитесь. — Баляцо выгреб из карманов карамель и пряники, от приехав ших с ним девушек принял сахарную голову и передал Сарыме. — А это билеты на дорогу, — широким жестом дед бросил пачку кредиток.
Девушки закричали хором:
— Дорога тебе открыта, дедушка Баляцо! — но при этом игриво загородили Сарыму. У некоторых на глазах все еще блестели слезы.
И, принимая эту игру, дед с деланным усилием стал подбираться к Сарыме. Взял ее за руку:
— Пойдем к солнцу, дочь моя.
— Зачем уводишь? — сопротивлялись девушки. — Здесь ее дом.
— Нет, ее дом уже не здесь. Но пусть и в этом доме никогда не исчезнут ее следы и лучи солнца.
— Да будет Сарыме новый дом солнцем! — восклицала одна часть девушек-подружек, а другие вторили:
— Пусть и Сарыма для нового дома будет желанна, как пух и мед. Пусть будет она мягче пуха и слаще меда, какою она была до сих пор здесь.
Баляцо повел Сарыму за собой.
Диса с криком загородила им путь. Заголосили подружки, зарыдала Сарыма. Мать жадно обнимала дочь. Баляцо остановился, давая Дисе возможность проститься с дочкой.
— Какие слова мне сказать? — вскричала Диса. — «Не позорь нас, не позорь дочь свою» — вот что должны были бы сказать мне люди. Аллах прощает меня, и люди не говорят мне этих слов, но я сама их скажу! — Диса ударила себя в грудь. — О негодная мать! По чему так скупо одела дочь свою? Не враг ли ты ей? Почему она уходит из дому нищенкой? О Сарыма, о дочь моя!
Диса бросилась к сундуку и, откинув крышку, начала выбрасывать оттуда какие-то цветные ткани, платья, платки.
В комнате усилился плач и крик. Дед Баляцо и сам, не выдержав, надвинул на глаза шапку и подозрительно вздохнул. Опомнился, пристукнул ногой, высоко поднял голову, расправил усы и легко и ловко, как в былые времена, подхватил Сарыму на руки и понес из дому.
— Красавица хороша сама собою, — внушительно отвечал он матери. — Ей не нужно больше никаких украшений. Жениху ждать некогда.
Диса всполошилась — ну совсем наседка, — бросилась за стариком; поспешили вдогонку женщины. Куда там! Всадники мгновенно оттеснили и мать и подружек, окружили фаэтон, грянула «Оредада», кучер рявкнул «арря», и кони понесли фаэтон — только зазвенели колокольчики.