И вдруг Казгирей обратился к Тине и Лю:
— Вы, дети, хотите понимать священную черноту Корана, приблизить свои сердца к аллаху?
Тина, для которой этот день был самым ярким и счастливым днем ее жизни, со страхом смотрела на красивого человека с оружием, задавшего ей такой сложный вопрос. Лю тоже смотрел на Казгирея широко раскрытыми глазами, и в его «большой голове» (о чем не раз упоминал дед Баляцо) опять мелькнула мыслишка: «Почему у них, у взрослых, все как-то странно, все как-то наоборот? Зачем учить Коран, от которого были бы рады избавиться все ученики муллы Батоко?»
Но как ни убедительно было заявление Казгирея, что за Кораном придут в школу дети, Астемир, не теряя почтительности к высокому гостю, отвечал:
— Может, ты и прав, Казгирей, но мы стараемся показать людям другую правду. Об этой правде не написано в старых китапах. Извини меня, Казгирей, я вижу другую дорогу, она светлее, ищу другие книги. Их у нас пока еще нет, у нас нет даже тетрадей, не хватает карандашей, но мы знаем, что все это будет. Фонарь зажжен, теперь нужно только подливать керосин.
— Вот как ты думаешь! — изумленно проговорил Казгирей, не сводя при этом глаз с Тины. Он был поражен не столько присутствием в школе девочки, сколько ее одеждой: необыкновенно просторная холщовая рубаха лежала на худеньких плечах складками, как балахон. Но и не это было примечательно. Мало ли детей носят рубашку с чужого плеча? Рубашка девочки была украшена искусной тонкой вышивкой, в которой Казгирей увидел русские буквы. — Валлаги! Я вижу на рубахе буквы!
— Ты не ошибся, Казгирей, это русские буквы, — с улыбкой и гордостью отвечал Астемир.
Да, Тина была наряжена в рубашку Эльдара, вышитую руками Сарымы. У девочки не было другой рубашки, в которой она могла бы пойти в школу.
Тина смущенно жалась под взглядом нарядного джигита. Замолчал Астемир. Баляцо и Еруль расправляли усы, готовясь в случае надобности поддержать достоинство своей соученицы.
Пришлось Астемиру кончать урок рассказом о происхождении вышитой рубашки. Вспомнились первые уроки за столом Астемира, маленькие буквы и большие дела.
На глазах Тины заблестели слезы, а Сарыма, сидевшая на задней скамейке, зарумянилась, как на койплиже.
Что-то глубоко затронуло и Казгирея. Он оглядел необыкновенный класс со стариками и детьми, с командиром-чекистом, смущенным рассказом о его необыкновенной рубашке, с подоспевшим к концу урока народным милиционером Казгиреем, со сверкающим колокольчиком на столе и промолвил:
— Нет бога, кроме бога… благословение его повсюду, а наш долг, правоверные, — не сбиваться с пути, по которому направил нас аллах руками наших отцов. Вот наша правда. Чудная рубашка у тебя, девочка! Но она стала бы еще лучше, если бы ты спорола русские буквы и вышила арабские, начертанные рукою самого пророка.
Астемир промолчал: как возражать столь высокому гостю, да еще в своем доме! Астемир помнил благожелательность Казгирея на трудном суде, помнил его приезд на свадьбу, лампу в больнице.
Одобрительное отношение Матханова к затее со школой оказалось неожиданностью не только для Астемира. Но не такие это были люди, Муса и Давлет, чтобы растеряться.
Матханов еще не вышел из школы, а Давлет уже шушукался с Мусою, договариваясь, как вести себя дальше. Задумано было начать сбор пожертвований на постройку самой большой в Кабарде мечети — с медресе и настоящей каменной башней для произнесения речей.
Процветание шариата, несомненно, заслуживало достойного памятника, а что еще важнее — это дело отвлечет внимание Эльдара от возрастающих успехов Давлета и Мусы в хитроумных комбинациях с землей. Не подозревали они, что их делишки уже известны, за ними следят, но сознательно не торопятся с разоблачением. Надо было все выяснить до конца. Всему свое время.
Муса и Давлет решили не откладывать приятное сообщение в долгий ящик и сейчас же доложить верховному кадию о своей благочестивой готовности крупным вкладом начать сбор средств на постройку мечети.